Александр Гофштейн - Цунами

В кабинете раздался грохот брошенной трубки. Выждав ещё минуты две, мы вошли. Первым – Сергей в должности герольда.

За огромным столом под лакированной инкрустацией на стене – стилизованным портретом Ильича с задника Дворца съездов – восседал, как и следовало, генеральный директор Козлов Е. И. Сергей со своим ростом и спортивной выправкой и Гриша с его широченной спиной на фоне генерального смотрелись как Пьеро и Буратино на приёме у Карабаса-Барабаса. Козлов, наклонив голову, смотрел в стол. Лица его не было видно. Только седые короткие волосы, редеющие на макушке, предстали нашим уважительным взорам. Сжатые кулаки Карабаса по размеру приближались к футбольным мячам. В слова Анатолия Михайловича про «милейшего человека» хотелось верить изо всех сил – и заодно посочувствовать неведомому нам разгильдяю-Егорычу.

Козлов поднял голову. И обнаружил очень доброе лицо. Это было так неожиданно, что Сергей, изготовившись выпалить первую официальную фразу, осёкся на полуслове и лишь промямлил своё коронное «так сказать».

Выручать герольда и всю делегацию пришлось мне. Почтительно поздоровавшись (глаз от кулаков я не отрывал), представившись и представив остальных, я дал Сергею спасительную паузу для приведения мыслей в боевой порядок.

Сергей теперь уже чётко, по-военному, доложил о цели нашего приезда: в связи с работами по прогнозированию ЧС в подземных выработках просьба организовать посещение закрытой шахты «Первомайская-бис» специалистам-геологам. И подкрепил сказанное запиской Анатолия Михайловича.

Козлов прочёл записку. Серьёзно посмотрел на нас и сказал:

– Посещение «первомайки» я вам организовать не смогу. С семьдесят третьего года шахта законсервирована. Проход к шахтному стволу замурован. А до второго горизонта шахта затоплена грунтовыми водами.

Ту кирпичную перегородку, правда, разбивали пару раз. Сначала в восьмидесятом. Я тогда на соседней «Кировской» проходчиком трудился. Работала московская комиссия, брала какие-то пробы. До второго горизонта прошли. Да и то с определённым риском: скоб-трап почти совсем прогнил. Второй раз, год назад, уже я приказал заделать новую дыру. Кирпич пробили неизвестные люди. Не наши. Что им там нужно было, бог знает! Вроде бы на первом горизонте много электромоторов осталось. Видимо, те, кто лазил в «первомайку», за медью охотились. Сейчас у нас и проволочки медной не сыщешь: всё растащили! В полутора километрах к востоку осталась единственная действующая шахта. На ней – геология, сходная с «Первомайской-бис». Туда сходить помогу. Если захотите, конечно.

Я посмотрел на Гришу. Гриша согласно кивнул. Я поблагодарил Козлова Е. И. и спросил, не поможет ли он разыскать нам в помощь маркшейдера на пенсии Бутко?

– Узнаю руку Анатолия, – засмеялся Козлов. – Смогу, конечно. Чего его искать, если мы в одном доме, на одной площадке живём! Сейчас ему позвоню. Семён Яковлевич выйдет вам навстречу.

Козлов снял трубку с чёрного доисторического концентратора и совсем другим голосом, не таким, как ранее в беседе с Егорычем, сказал:

– Семён Яковлевич, добрый день! Как спина сегодня? Говоришь, пойдёт? Яковлевич, тут ребята подъехали из Ростова, геологи. Одного ты знать должен. Путешественник с бородой. Помнишь? Вот и хорошо! Они сейчас к тебе подъедут. Хотят в «Восточную» спуститься. Поможешь сориентироваться? Я звякну Марии, чтобы одёжку какую-нибудь на них нашла. И сапоги выдала. А ты, Яковлевич, с ними в ламповую, пожалуйста, сам сходи. Там телефон не работает. Скажи, что я приказал фонари для вас взять со смены Ченцова. Добро. Не болей только! На клеть я команду дам, не волнуйся!

Попрощавшись, мы вышли из кабинета. Козлов проводил нас до коридора и поднял руку в приветствии «рот-фронт».

Я подивился его зрительной памяти. Как легко он узнал Гришу! По словам Григория, они виделись с Козловым всего три-четыре раза не менее десяти лет назад! И ещё: о московской комиссии восьмидесятого года никаких документальных сведений у меня не было.

Семён Яковлевич оказался бодрым и худым. Внешне напомнил мне ныне покойного академика Амосова. Глаза у него были быстрыми и острыми. При всей своей подвижности он не выглядел суетливым.

Переодевшись в тамбуре вещевой кладовой в брезентовые штаны, напялив на плечи застиранные ватники и подобрав по размеру резиновые сапоги на рифлёнке, пошли за Семёном Яковлевичем в ламповую получать «глаза», по его терминологии. Забрались в клеть. Закрыли за собой предохранительную планку. И с грохотом ухнули в преисподнюю. Спуск в шахтной клети совершенно не походил на плавное скольжение пассажирского лифта. Клеть лязгала, тряслась и летела с таким ускорением, что помимо своей воли я вцепился в торчащий сбоку поручень, уже слабо надеясь на «мягкую посадку». Шахтный ствол не освещался, поэтому летели мы неопределённо долго, но определённо глубоко.

Клеть остановилась. Лучи наших фонарей высветили тёмное нутро штольни.

– Над нами шестьсот метров породы, – спокойно сказал Бутко. – Горизонт выработан. Рельсов нет. При нынешнем дефиците демонтировали и перенесли к действующему забою. Придётся нам пройтись пешком. Будьте внимательны, смотрите под ноги. Насколько я понимаю, вас интересует родственные структуры этой выработки и «Первомайской-бис»? При всём сходстве геологического строения выбросов сероводорода здесь не было. Я сейчас покажу вам любопытное место. Метрах в трёхстах впереди. Интересно, что вы об этом скажете?

Минут через пять Семён Яковлевич остановился и осветил фонарём правую по ходу стенку штольни. Гриша вышел из стройных рядов нашей группы и уставился на камни. Надо признаться, что сейчас под землёй я испытывал некоторое разочарование. В шахтах мне ранее бывать не приходилось. От мокрых чёрных стен не веяло никакой романтикой. Душно, как в паршивом предбаннике городской бани. Сознание того, что я нахожусь не на месте происшествия, а как бы на макете, сильно портило впечатление. Тем более что до сих пор не удосужился точно сформулировать для себя, за каким, вообще, бесом я сюда полез.

А вот на Гришу приятно было смотреть. На его лице застыло выражение Христофора Колумба в момент открытия Америки. Семён Яковлевич по всем признакам тоже был весьма доволен деянием рук своих.

– Саша, подойди, пожалуйста, поближе, – позвал Гриша.

Я неохотно приблизился и без ожидания сенсации поглядел на палец Григория Львовича. Указующий перст медленно продвигался по стене – снизу вверх. Запоздало вспомнил, что, по версии Анатолия Михайловича, я тоже геолог, и срочно стёр с лица простоту бездаря.