Сергей Калинин - Последний выключает свет

«Вот дом Вольгачки, а это Пауликавы», – Гурвиц рассматривал покосившиеся дома, в которых когда-то кипела жизнь. Теперь больше половины развалилось, а хозяева уехали. Покупателей и желающих переехать в эту глухомань еще поискать надо было. Сюда и не добраться, а если уж и занесла нелегкая, так счастье это весьма относительное: работы много, а развлечений днем с огнем не найти. Совсем уж хилые развалюхи ломали и закапывали по требованию сельсовета. Да и их дом давно бы снесли, если бы не Виктор, который засаживал огород, да приглядывал, чтобы не разобрали все то, что могло продаться или сгодиться в хозяйстве. Брат был мужиком хозяйственным, переживал, когда земля пустовала, вот и занял все участки, которые остались вокруг брошенных домов. Теперь он здесь считался человеком зажиточным: пять коров, трактор, свиней с десяток, овцы, куры – хозяйство большое. И это не считая земли, которой навскидку гектаров десять точно было. Признаться, здесь, в глуши, землю так не считали, как в городе. А незадачливый колхоз едва справлялся с со своими угодьями. Королев – это хозяин, говорили о нем в округе, завидуя и недолюбливая удачливого Виктора. «Кулак», – тихонько шептались между собой, когда его не было рядом. – «Нету на него советской власти». Но вслух говорить побаивались, слишком уж часто приходилось к нему за помощью обращаться.

На улице никого не было. Оно и понятно: днем работы много, и лишь к вечеру немногие жители, которые еще остались, устало выйдут за калитку, может, чуть поболтают с соседями, может, немного посидят на скамейке у дома. День прошел, забрав все силы. Гурвиц слишком хорошо помнил эту жизнь. Странно, но молодым хватало сил нестись в соседнюю деревню в клуб, гулять до полуночи, и выспаться хватало пары часов. Молодость… Он даже усмехнулся, представив себя на велосипеде или в сапогах, выгребающего хлев. «Нет уж. Жить здесь не мое. Да и чем заниматься? Завтра на кладбище к своим схожу, и домой», – он подвел краткий итог путешествия, которого и быть-то не должно было.

– Миша, абъявивуся, – Виктор радостно встретил его у калитки. – Неяк выбрайся да нас?

– Да, вот, объявился.

Они обнялись и Виктор, подхватив сумку, потянул его в дом.

– А мы цябе паминали на днях. Ты у нас в роду одины таки, – Виктор говорил со странным акцентом, который порой не был заметен, а порой сыпал словами местного диалекта.

– Какой? – Гурвиц понимал о чем речь, да и разговоры эти велись не впервой.

– Профессор! Учоны челавек! – Виктор, словно опомнившись, хлопнул себя ладонью по лбу. – Счас, Лизу кликну. Надо же на стол собирать. – Он выскочил во двор.

«И не профессор, и ученый так себе, – Гурвиц присел у окна, осмотрелся. – Ничего не изменилось. Тот же сервант, что и двадцать лет назад, те же покрывала, толстые, тяжелые. Правда, вот, телевизор большой, антенна спутниковая, компьютер. Все же и сюда добралась цивилизация. А что ты думал? Здесь совсем уж забитость? Тоже люди живут», – стало стыдно от мысли, что слишком уж плохо думал о деревне. Ведь и сам он сбежал от этой тяжелой жизни. И сейчас боится. Боится этого быта, этой неустроенности, удаленности от того мира, который казался надежным, спокойным и предназначенным для него. «Предназначенным? Надежным?», – сам себе задал вопросы, ответы на которые не хотелось озвучивать. Ломать представления было страшно. чакали никого! – Лиза, разгоряченная и немного запыхавшаяся, ворвалась в дом. – А я на гароде копалась. – За ней вбежала девочка, лет четырех, которая, заметив гостя, с опаской поглядывала на бабушку.

– А я смотрю, ен, не ен. Добра як раз дома быу, – Виктор поддержал жену. – Картошку покопали на днях. Зараз перебяром, продадим трохи. А ты як?

– Нормально. Как Тарас? Где Лена сейчас? – вдруг мелькнула мысль, что сейчас придется рассказывать о Денисе. Наверное, это не очень хотелось, впрочем, всегда можно если и не врать, то чуть недоговорить.

– Тарас на павышэнне пашол. Счас главный инженер у нас в колхозе. Пры должности. А Лена… Лена пакуль дамоу приехала. Во, унучка у нас. Юленька, красатуля наша. – Девочка смотрела на гостя, спрятавшись за бабушкой. – А сама на почте зараз робиць. Спасибо Тарас памог. Прыстроил, – о дочке Лиза говорила бегло, не очень охотно, и Гурвиц это сразу заметил.

Лену они очень хотели отправить в город. И училась она в университете, и помогал он тогда, как мог. Не очень у нее шла учеба, но ничего, доучилась. Потом работала, статьи читал ее. Очень интересные, бойкие. А потом, как-то пропала из вида. Неожиданно, а он и не искал. Ни к чему оно было. И она взрослая, да и он уже не нужен им был.

– Тарас ще и председателем стане. У него жилка ё, и люди его паважаюць, – Виктор не скрывал гордости за сына.

– А як там твой Денис? Не надакучыла иназемщина? – Лиза спросила с легкой насмешкой, и снова Гурвиц это заметил.

Он знал, что ему всегда завидовали. Наверное, и завидовать было нечему. Виктор был мужиком зажиточным, и заработать мог всегда. Молоко продаст, свиней, картошку, каждые выходные на рынке в районе стояли с Лизой. И сам он, в университете, и половины, наверное, от доходов Виктора не имел. Но зато Денис учился, работу в Германии нашел, устроился. И если не говорить, что денег нет, то оно все и хорошо получается. Кто кому должен был завидовать, сейчас было не очень понятно. У них здесь все размеренно, организовано и строго по плану. «И дети рядом, и внуки досмотрены, и Тарас председателем станет. А что там у меня?», – Гурвиц опустил глаза в пол, подумав о том, что у него этих простых радостей уже не будет.

– Нормально все. Не хочет сюда ехать. Устроился, работает, – «Собственно, и не соврал ведь», – но об этом подумал уже про себя.

Разговор за столом поначалу вертелся вокруг детей, домашних забот, погоде, но выпив еще рюмку, Виктор не удержался:

– А што там горад? Бузит? Зноу гэтыя западники лезуть са сваим уставам? Баламутят, а негодники и рады: атрымали свае грошы и давай стараться. Работать няма каму, усе на митингах. Што им там патрэбна? Усе ведь добра!

– Понятия не имею, – Гурвиц понимал настроения деревни, и какие новости здесь смотрят знал хорошо, а потому и говорить было не о чем.

– Не, вот ты скажы, – Виктор не отставал, – ты за каго?

– Ни за кого. Я не лезу в политику, – рассказывать о том, что его политическая карьера была скоротечна и закончилась не начавшись, не хотелось.

Наверное, Виктор не отстал бы так просто, но раздался стук в окно, и Лиза, толкнув мужа, прошипела:

– Руслан. Иди, дай яму, – она вытащила из-под кровати поллитровую бутылку самогона, налила стакан, завернула в газету хлеб, сало, пару огурцов и три картофелины. – И скажи, чтоб, пока не стемнело, свиньям поменял. Завтра работы много с утра. Некогда будет.