Ирина Ракша - Разговор о будущем

8. Думаю, это правильно, что я стала писать прозу от первого лица. Шире диапазон, свободнее мысль и даже строить композицию легче. А если писать от третьего лица – то тут ты скован. Чем? А шкурой героя, ведь ты привязан к сути чужого, тобой же придуманного персонажа. Он как бы диктует тебе поступки. Ты несвободен. (Эту несвободу писатели порой ощущают. Даже гордятся ей. Мол, герой «живёт сам по себе и мне даже диктует». А это недопустимо.)

А если писать от первого лица – то ты и автор-хозяин, ты и герой. Ты словно плывёшь в океане свободы и силы движений. Да и океан материала вокруг. Только справляйся. Выбирай, черпай. Да и первое лицо (от которого ты взялся писать) может дополнительно стать твоим героем. Только пиши ёмче, плотнее, короче, как учил Чехов. Как учу и я, грешная. «Краткость не сестра таланта, а сам талант».

9. В интернете, на сайте «Проза. ру», я обычно читаю, открываю (просматриваю) только тех авторов, кто читает меня, то есть кому я интересна. Я даже по представленной иллюстрации (фотопортрету или рисунку) уже понимаю, кто передо мной. И ещё – автора сразу видно по предисловию. И даже по псевдониму. Дурацкому или же недурацкому. Я уже понимаю, стоит или не стоит его читать. Тратить драгоценное время… А псевдонимы? О-о-о, это же наслаждение – их встречать! Каких только новых имён люди себе не придумают, не сочинят! Кто-то за псевдоним прячется, кто-то кокетничает или стесняется, кто-то просто выпендривается. Порой диву даёшься, до какого только абсурда иной не доходит! И смешно и грешно. И задаёшься вопросом: зачем только, зачем он так мучился? Ради какого-то «ПСЕВДО»? Просто жаль усилий его и времени.

10. Обязательно надо вспомнить про Алигер. Маргариту, Марго. Поэтесса прекрасная. С очень пёстрой, «лохматой» судьбой. И она именно поэтесса, а не поэт, как, например, именовали себя Ахматова или Цветаева. Марго – именно поэтесса. Одно слово – баба, женщина. Хотя и сильная. Я даже придумала, как назвать эссе о ней – «Когда класть в суп лаврушку?». (Правда, слова «в суп» можно убрать. Да… уберу. Надо проще: «Когда класть лаврушку?».) А кто, куда и где кладёт эту лаврушку – читайте сам рассказ.

11. В силу того, что я «чайник» и, наверно, не ту нажала кнопку на компьютере, пропала одна папка под названием «Надо успеть написать. Пока жива». И в ней пропали 10 названий будущих моих рассказов. (Потянут на целую книгу.) Они исчезли – и всё. Сейчас пытаюсь эти названия вспомнить, восстановить. А главное, потом надо всё-таки их написать. (Ай да сиюминутная «короткая» память! Подводит… «Однако, Ирок, – сказал бы сейчас мне муж мой Юра, – давай-ка напрягись и вспоминай через “не могу”».)

И вот я через «не могу» вспомнила-таки. Все десять названий, даже больше. Так что опять всё записываю.

1) «Броня крепка, и танки наши быстры». (Останкино. Моя жизнь под столом. Безногий сосед, инвалид войны дядя Вася. Самоубийство.)

2) «О-о-о, Майлен, Майлен!». (Автор КОАППа, его весёлые книги, стихи, посвящённые нашей семье.)

3) «Когда класть лаврушку?». (Душанбе, Ташкент, Черноуцан. Смерть поэтессы.)

4) «Звонить Трошевым – два гудка». (Лето. Поездка с мамой и дядей Федей по ягоды. Потом ночь. Последняя электричка в Москву.)

5) «Встреча с медузой». (Некто столетняя Зоя Богуславская, плюс несчастный поэт А. Вознесенский, и любовь его к Тане Лавровой. Пицунда, Дом творчества.)

6) «Сталин и Мао слушают нас» или «Книга для Гитлера». (ЦДЛ. Поэт Миша Вершинин. Сталинская высотка на Котельнической, где Миша жил.)

7) «Ну как там, у нас?». (Мы с Юрой в Париже. Встреча с Толей Гладилиным. Ночь. Храм Мадлен. Кафе «Ротонда». Разбитая рюмка. Признание его жены Фэры: «Ну как там, у вас?».)

8) «Гроза в Елабуге». (Рассказ Вадима Сикорского о Елабуге, о смерти Цветаевой и её сыне Муре.) Это уже написано. Назвала «Что сказал Сикорский».

9) «Мой дядя – полотёр». (Мальчик Юра из глухомани впервые в Москве. Его дядька Федька – полотёр. В мастерской художника Налбандяна на Тверской. Приём Юры в спецшколу для одарённых детей. Как академик открыл дверь ребёнку в большое искусство.)

10) «И это тоже я». (Останкино. Михаил Светлов. Стук мамы в стенку.)

11) «Пожалейте меня, мне ещё предстоит умереть». (Юбилей Светлова в его новой однушке на «Аэропорте». Твардовский, Смеляков, Галич, Шток, Коренец, Прут, Трифонов и прочие чудо-гости. Мы, молодые, с Риммой Казаковой поём дуэтом в подарок Светлову его великую песню «Каховка»: «И девушка наша в походной шинели горящей Каховкой идёт, – и легендарный припев: – Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути!».)

12) «Вам тигр не нужен?». (Я на съёмках фильма «Дереу Узала» на Дальнем Востоке. Режиссёр Акира Куросава и его художник Юрий Ракша. Эпизод с диким тигром в уссурийской тайге. Актёры Мунзук и Юрий Соломин.)

Вот сколько нового мне ещё предстоит написать в будущем. Надеюсь, что недалёком.

12. А пока продолжаю вскрывать эти свои блокнотные залежи-записи.

а. Малахай – меховой головной убор. Родилось от монгольского слова. (В переводе – «шапка».) Потом стал треух. Теперь это уже стала шапка-ушанка.

б. Русские пословицы: «Зять хочет взять. Тесть любит честь», «Было бы корыто, а свиньи найдутся», «Хочешь жить – умей вертеться», «На чужой роток не накинешь платок», «Силён, да не умён», «Прёт на рожон» (рожон – двузаострённая палка, погоняло для скота или для охоты), «Вековуха злее осенней мухи» (или векоуха, она же векоуша – та, что до старости не вышла замуж).

13. Как-то зимой мы с мужем поехали на Николину гору, в деревню Дунино, что на высоком берегу Москвы-реки. К доктору-профессору Ульмеру и его жене – концертмейстеру консерватории, тоже старенькой, седенькой Зиновии Семёновне. Там стоит фамильная дача Ульмеров. Его отец, немец, до революции был у русского помещика опытным управляющим. В бревенчатом, ещё крепком, добротном многокомнатном доме – прекрасная антикварная мебель, всегда настроенный рояль. Вазы, картины в золотых рамах. Одну такую чудо-раму Ульмер подарил нам. В ней уже десятки лет висит у нас дома Юрина картина «Ты и я». И эта рама ей очень подходит. На обороте картины – портрет углём нашего друга, студента ВГИКа, араба Горгиса с режиссёрского факультета.

Соседствовал Ульмер в Дунино с писателем Михаилом Пришвиным. (В огороде нас поразил живой муравейник горкой, вокруг него ограда из палочек. Не муравейник, а ЧЕЛОВЕИНИК. Так сказала нам ещё живая тогда жена Михаила Пришвина Валерия.) Тут надо бы написать воспоминания о ней самой.

Дирижёр Геннадий Рождественский (ещё и пианист, и композитор) снимал у Ульмеров на лето эту дачу несколько лет подряд. (Ульмерам не хватало денег на жизнь, и на лето дачу сдавали, а сами жили во флигеле.) Были очень почтительны к Геннадию Ник. Особенно когда тот играл, музицировал. Хозяева да и все вокруг ходили тогда на цыпочках. И мы, приезжая к Ульмерам в гости, издали наслаждались игрой Рождественского на рояле.