Анна Бабяшкина - И это взойдёт

Резко развернулась и помчалась к проходной. Выйти с территории усадьбы можно, только прорвавшись через будку охраны, вписанную в периметр забора. Двери в одной ее стене выходили на участок, а другие – на улицу, в большой мир. Первые двери от вторых отделяла комната с «вертушкой», в которой толклись бравые ребята в форме охраны. Как я успела заметить еще в день приезда, обе двери запирались на магнитные замки.

Я подбежала к проходной, мощно рванула на себя кусок застекленного пластика – так сильно, что сама чуть не улетела под сосну. Дверь неожиданно податливо распахнулась – похоже, она вообще не была заперта. Или ее специально открыли для меня? Внутри будки, раскрыв рот, на меня таращились парни в фуражках. Цель была прямо передо мной – я ловко перемахнула через вертушку, даже не зацепившись за нее юбкой, и побежала ко второй двери, отделявшей меня от свободы. Ударилась о стекло. Дверь не открылась. Тут-то меня и схватили. Я дергалась и кричала какие-то шаблонные фразы:

– Это незаконно! Это лишение свободы! Я буду жаловаться!

Я изворачивалась и кусалась.

– У девушки истерика, нужно помочь ей успокоиться, – услышала я. Перед глазами материализовался шприц, из которого в воздух фонтанчиком вылетели бесцветные пугающие капли.

– Просто укольчик, это не больно. Это для вашего же блага, – сказал кто-то почти ласково.

В руку с внутренней стороны локтя будто укусил овод. Все поплыло, сделалось нечетким и исчезло.

Возвращаясь в сознание, я будто выкарабкивалась из глубокой ямы, края которой то и дело осыпались, заваливая меня комьями сырой земли. Картинка не сходилась в фокус. Я почему-то не могла пошевелиться. Голову ломило. Во рту пересохло и страшно хотелось пить. Мутило чудовищно. Я повернула голову влево, чтобы стошнить куда-нибудь рядом с плечом, и увидела желтовато-коричневые потеки на пломбирно-белой простыне. Похоже, что я так делала уже не первый раз. Меня тут же еще раз вырвало. Плечо было испачкано. Я потянулась правой рукой, чтобы сбросить с себя гадость, которую исторгало тело. Но рука не слушалась. С трудом перевела взгляд вниз и поняла, что привязана к кровати. Паника разлилась по телу парализующей заморозкой. Я пребольно укусила себя за плечо и заставила очнуться от коматоза. Где я? Почему привязана?

«Вижу, вам уже лучше?» – раздался справа медовый голос с ноткой превосходства.

Я повернула голову. Рядом в кресле развалилась полноватая женщина с книжкой в руках. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто она и что вообще происходит.

Сегодня Марина выглядела гораздо бодрее, чем вчера. В ней появилось злорадное оживление.

«Очень, очень хорошо, что вы уже пришли в себя, – продолжила она. – А я принесла ваши банки из духовки. Думаю, в них все готово. Если будете умницей, сегодня же расшифруем, что они хотят нам сказать. Правильно? Вы же будете умницей?» – и она протерла мое плечо влажной салфеткой, слегка и лишь на секунду скривившись, но тут же вернула лицу покровительственное выражение.

Я закрыла глаза, надеясь, что когда окончательно приду в себя, кошмар закончится.

«Ну спите, спите, – ласково потрепала она меня по голове, пребольно при этом закрутив ухо. – Поговорим, когда вам будет лучше».

Мне снова хотелось провалиться в забытье и не сталкиваться с реальностью.

Утром я проснулась уже без пут, приковывавших меня к кровати. Стоя под горячим душем, с каждой падающей на голову каплей я наливалась злобой, а значит, и силами.

В большом доме меня приняли буднично, видимо, ждали, и коридорами повели к хозяйке.

«Проходите, пожалуйста», – передо мной приоткрылась тяжелая черная портьера. Я шагнула в темноту.

Марина сидела в кинозале. На экране – Первый канал, увеличенный до размеров блокбастера. Передача «Давай поженимся».

Телевизионный пульт в руках и осоловелый взгляд на недовольном лице – прямо охранник, заканчивающий суточное дежурство, а не гранд-дама в своей вотчине. Меня благоразумно посадили на ряд ниже хозяйки, – так, что я не могла рассмотреть ее лица и видела только припухшее и нервно оживленное лицо ведущей, очень похожее на Маринино.

– Вы знали, что если я войду в усадьбу, то уже не выйду отсюда? – оглянувшись, отчеканила я, стараясь говорить как можно спокойнее. Она лишь полувопросительно кивнула, что можно было понять и как «да», и как «продолжайте». – Наверняка знали. И тем не менее позволили себе уничтожить всю мою жизнь. По какому праву?

Я не очень-то надеялась на разумный ответ. Но на всякий случай всматривалась в лицо Марины. Та, от кого я требовала объяснений, вместо слов кокетливо пучила сапфировые глазки и учащенно моргала. Годзилла прикидывалась нашкодившим котеночком.

– Нет, чего вы ожидали? – бессмысленно распалялась я. – Что я кинусь вам на шею с криками: «О-о-о! Марина! Вся моя жизнь была дерьмом и только рядом с вами она наконец обретает смысл?»

– М-м-м, интересная мысль, – как будто даже всерьез ответила она.

– Вы правда настолько не в себе, что считаете, будто ваше унылое сальное общество может заменить кому-то весь мир? – на долю секунды повелась я. – Хотя о чем я спрашиваю? Да вы даже не задумывались о моих стремлениях и мечтах. Захотели – и вырвали меня из моей жизни. Растоптали. Подумаешь, какая-то садовница! Не приживется – да и ну ее в компост, – я резко развернулась, перепрыгнула через ряд и отвесила Марине пощечину: – Старая сволочь!

Ко мне подскочил человек из обслуги и утихомирил, впечатав в кресло.

– Вы, я вижу, уже совсем в форме, силы вернулись, это славно, – усмехнулась хозяйка. – Сейчас вы успокоитесь и поймете, какой роскошный подарок я вам преподнесла.

– С каких это пор тюрьма считается подарком?

– Вы – одинокий и никому не нужный человек. А тут можете обрести практически семью, амбициозный проект и подругу в моем лице. Вы должны целовать вот эти руки! Однажды, я уверена, вы так и сделаете, – абсолютно искренне продолжила хозяйка усадьбы.

– Совсем с глузду съехали! – я сбавила громкость и перестала дергаться, так что охранник посчитал возможным отпустить меня, но все еще держался поблизости, готовый каждую секунду подскочить и нейтрализовать.

– Вы сами признались, что у вас нет ни мужа, ни детей, ни родителей, ни богатства. Никого и ничего! – поморщилась Марина. – Так что не заливайте про свою прекрасную потерянную жизнь.

– Зато у вас муж и богатство. И вижу, вы счастливы до истерики. Что-то без меня, такой разнесчастной, прямо жизни вам нет в ваших кущах!

– Вам здесь будет очень хорошо. Вы создадите свой самый лучший сад. Настоящий рай. И сами не захотите отсюда уходить. Профессионал вы, в конце концов, или где? Или только в фейсбуках писать умеете? – кажется, это я уже слышала. Ага, ага.