Антон Ратников - Репортаж из леса

На этот раз смеялись даже профессора…

Успокоившаяся Растергаева в конце концов шепнула ему на ухо, что его время закончилось, и за руку увела с трибуны.

Следующие несколько докладов были малопримечательны. Петров рассказал что-то об Интернете, Шумаков – о телевидении, Коганова сетовала на «Дом-2».

– Предлагаю переименовать «Дом-два» в «Содом-два», – предложила она.

Мой сосед, поспешно убирая с глаз газету «Жизнь», зааплодировал.

Закончилась первая часть конференции докладом под названием «Говорящие обезьяны». Там было что-то про биологию, и никто не понял, как этот доклад относится к теме конференции. Но спрашивать было неприлично.

Когда объявили перерыв, все выдохнули и побежали в коридор. Там уже дымился чайник.

– Чай? – расстроился профессор Григорьев. Он явно претендовал на что-то большее. – А наливать будут?

Его кто-то успокоил.

Я тоже съел бесплатный бутерброд и нашел в толпе Растергаеву. Происходящее ее явно печалило.

– Любовь Егоровна, – обратился я к ней, – пожалуй, я пойду.

– Не уходите, – вцепилась она в мою руку, – умоляю, не уходите.

– Почему? – опешил я.

– Без вас, – сказала она безапелляционно, – все пропадет.

Я уже хотел возразить, но, исполненный чувства своей значимости, уступил.

– Беда! – прибежала откуда-то лаборантка. – В два часа в этом зале начнется лекция гостя ректора из Москвы.

– Как это? – изумилась Растергаева. – Это же наше место!

– Что-то напутали в учебном отделе! Нужно срочно искать новое помещение.

Представители нашей кафедры зашевелились. Я поспешил скрыться с их глаз. Спустя десять минут пронесся слух, что конференция возобновится в два часа в одной из аудиторий на третьем этаже. Вскоре выяснилось, что в триста тридцать шестой. Я не спеша поднялся туда. Триста тридцать шестым кабинетом оказалась кафедра экономики.

– Здесь будет конференция? – неуверенно спросил я.

– Нет! – рявкнули на меня из кабинета.

Я закрыл дверь и решил ждать здесь, но проносившаяся мимо лаборантка успела крикнуть, что на самом деле мне нужен триста шестьдесят третий кабинет.

– Опять что-то перепутали, – объяснила она заминку.

В триста шестьдесят третьем кабинете остались только самые стойкие. Их я насчитал десять: восемь профессоров и две студентки. То ли им некуда было больше податься, то ли они перед кем-то провинились. Среди профессоров я заметил и Григорьева. Он по-прежнему рассчитывал, что ему нальют.

Конференция продолжилась. На закуску остались самые скучные доклады. Среди них и мой. Про члены больше никто не говорил. Зато профессор Силантьев похоронил жанр репортажа.

– Репортаж умер, – сказал он и, как показалось, пустил слезу.

Доцент Голиков, спившийся журналист в рваных сапогах, не только рассказывал какую-то скучную историю, но и иллюстрировал собой, почему журналистику считают грязной профессией. А доцент Кириллов прочитал отрывок из газетной статьи «Прорыв блокады». То же самое он делал и в прошлом году. Григорьев от своей речи отказался. Он озирался по сторонам и бешено вращал глазами. Было видно, что ему невтерпеж.

В конце концов настала и моя очередь. Я встал и вышел к доске. Передо мной сидели Растергаева, Григорьев и две студентки. Остальные, прочитав доклады, поспешили ретироваться.

Я завел речь об Интернете. Приводил забавные примеры из прошлого, искрил находками, даже сделал несколько сенсационных заявлений (я ожидал, что они вызовут бурную дискуссию).

– Газеты через десять лет окончательно отомрут, – сказал я, сам поразившись абсурдности своих слов. Подняв глаза, я заметил, что меня никто не слушает. Расстроенный, я промямлил что-то напоследок и сказал:

– Есть ли у кого-то вопросы?

– А наливать, – поднял на меня глаза Григорьев, – скоро будут?

Мой коллега Валера – странный человек. На днях говорит: «А давай сходим в аквапарк!» И это при том, что мы никогда не были друзьями. Мы вместе и выпивали-то всего пару раз. А тут сразу – аквапарк!

Но я тоже человек со странностями. Я говорю: «Давай».

Ну, мы и пошли.

Встретились перед торговым комплексом. Валера приплясывал. В его полиэтиленовом пакете с логотипом одной косметической фирмы что-то позвякивало.

– Будешь? – спросил он.

– Зачем? – удивился я.

– Как зачем? Для бодрости!

– Я и так вроде бодр.

Валера пригляделся ко мне.

– Не, – говорит, – ни фига ты не бодр! Ты – бобр!

Ладно, думаю, почему бы и нет.

Разлили водку в пластиковые стаканчики.

– Закусить есть чем? – спросил я.

– А-а-а! Занюхаем!

И он махнул полстакана.

– А чем занюхивать?

Но Валера не ответил, он схватил меня за уши, наклонил ко мне голову и погрузил свой огромный нос в мои волосы.

Я даже удивиться не успел.

– Твоя очередь, – сказал Валера.

Водка оказалась теплой, Валерины волосы отдавали колбасой.

– Пойдем? – спросил я с надеждой.

– Подожди. А допить?

Мы допили.

Стоять потом в очереди в кассу было не так скучно, честное слово.

Мимо нас бегали взволнованные дети. Шумели толстушки. Мужчины фыркали и проклинали все на чем свет стоит. Мы же были добродушны. Валера даже постарался заигрывать с окружающими девушками. Кто-то ответил ему взаимностью. Но я его одернул.

– Ты больной! Это ж восьмиклассницы!

– Чем я хуже Цоя? – возмутился он.

Я не стал ему объяснять. К счастью, восьмиклассницы пришли в аквапарк с мамами, которые все контролировали и презрительно Валеру отпугивали.

Потом мы получили номерки и браслеты с ключами от шкафчиков. В раздевалке было с избытком голых, волосатых, расплывшихся тел. Мальчики стеснительно прятали свои причиндалы. Некоторые взрослые, хвастаясь, выставляли их напоказ. Один голый мужик стал выполнять приседания.

Нас стало отпускать, но у Валеры оказался припасен портвейн.

– Здесь же нельзя, – сказал я, показывая на правила в рамочке.

– Мне закон не писан, – ответил Валера. – Кроме того, я воды боюсь. Алкоголь придаст мне мужества.

Выпили еще. Мужчины смотрели на нас завистливо. Один даже облизывался, проходя мимо. Я думал предложить ему присоединиться, но Валера молчал, а портвейн его…

В аквапарке оказалось так много народа, что невозможно было пройти по прямой и ни на кого не наступить. Угрюмый мужик в футболке с надписью «Главное, ребята, перцем не стареть» работал шваброй.

Валера пожалел беднягу.

– Боже, – сказал он, – это же сизифов труд!

И действительно, стоило надраить пол, как какой-нибудь мальчуган пригонял из бассейна волну. Мужик пожимал плечами и вновь принимался за уборку.

Я уже был достаточно пьян. Перед глазами то и дело появлялись разноцветные круги. Покачивало.