Егор Коркин - Жемчужина

– Ну, что за?.. – только и слетело у него с языка. Он открыл дверь и побежал на третий этаж. Когда он повернул на лестницу, навстречу ему летел слесарь Иван Иванович, который совершал гигантские прыжки через две-три ступеньки. Слесарь уже был без кепки, и его вьющиеся волосы были взъерошены.

– В сторону, в сторону, в сторону, в сторону, – услышал Сомов.

Мирзунков молнией пронесся мимо него и закричал куда-то вниз: «Валя, надо горячую вырубать. Там всё сгнило». Тяжелые шаги слесаря по лестнице стали тише и растворились на первом этаже. Снизу приглушенно доносились его слова: « Дай мне каких-нибудь.. то, что ты мне дала… этого мало.»

Сомов решил подняться наверх и дойти до 313 квартиры. Когда колдун добрался до места, лужица горячей воды уже разлилась в прихожей. За порогом квартиры поднимался пар. Точно в таком же, как у него коридорчике, ближе к кухне стояла молодая девушка в зеленом халате с молнией с рисунками цветов на нем и держала на руках ребенка. Девушка была напугана. Она растерянно дула на воду и говорила, успокаивая то ли себя, то ли своего сына: «Сейчас дядя придет, сейчас дядя придет и все починит». Малыш, сидевший у неё на руках, был абсолютно спокоен. Большой палец одной руки был у него во рту, а другой рукой он указывал на воду и говорил иногда: «А». Это был голубоглазый красивый ребенок с длинными светлыми волосами. Затем ребёнок переключил внимание на Сомова, протянул руку в его сторону и также сказал: «А». Девушка встретилась глазами с Сомовым, который злобно прокричал ей: «Ну, что смотришь? Убирай! Меня залить решили?»

Колдун решил дойти до вахты и узнать, что случилось, и как долго будет устраняться авария. По пути вниз на лестнице между первым и вторым этажом он снова встретил слесаря, который с взъерошенными волосами спешил наверх, перескакивая через ступеньки. Он кричал непонятно кому: «Я говорил Варе! Я говорил: Варвара Степановна, давайте трубы поменяем на полипропилен пока недорого, пока выгодно, пока скидка есть. Нет, не захотели. Говорит, и так по мере необходимости меняем. Вот, дождались. Мы хотим деньги зарабатывать, а не вкладывать их. Ну, вот, и получите. Уже дома гниют, не к чему приваривать. Ну, перекрыл я, а что буду сейчас делать? Я не знаю, куда мы катимся. Чего они в этом доме собираются делать?»

Сомов спустился на первый этаж и подошёл к Валентине Захаровне.

– Что там случилось надо мной? Вы чего делаете здесь?

Валентина Захаровна смотрела очередную политическую передачу по телевизору и одновременно звонила своей начальнице Варваре Степановне, чтобы рассказать об аварии. Она даже не взглянула на Сомова. Ей было обидно, что он не поздоровался и сразу начал решать свою проблему.

– А что над вами случилось?

– Не делай из меня дурака. Меня затопили. Дай мне другое жилье. Я тебе заплатил.

Снова фамильярность и грубость этого жильца! Несмотря на то, что у неё был свободный номерной фонд, она не хотела менять ему квартиру. Неужели его так сильно затопили? Если она каждому будет менять квартиру по любой прихоти, как тогда сдавать жилье? Если сейчас пойти посмотреть, что у него, то уже не отстанет. Надо оставаться здесь и настаивать на своем.

– Мужчина, не будет вам никто ничего менять. И ничего у вас там не залило. Небольшая лужица в туалете, всего-то. Сейчас всё устранят, – она продолжала смотреть телевизор, не отводя от него глаз.

Сомов начинал закипать в своей злобе. Он заплатил деньги за жильё, и вот в туалете небольшая лужица. Он не знал, какая она там сейчас, насколько сильно залило туалет. Ему было важно само отношение к его персоне как к квартиросъемщику, и сам факт, что уже залило. Он хотел и брал свое любой ценой.

– А я говорю: дай мне другую квартиру, – подошёл он и встал прямо у входа в помещение, где сидела Триногова.

– А я говорю тебе, что ничего давать не буду, – вскочила женщина и устремила на него гневный взгляд из-под своих толстых очков.

– Полно тебе. Что орать-то на неё? Валя не виновата ни в чём, – прошмыгнул мимо Сомова слесарь в комнату Триноговой и стал рыться в шкафу с рабочим инвентарем уборщицы и дворника. – Валя, где у нас тут тряпки? Мне их не хватает. Там залило всё. Валя, я горячую перекрыл, сейчас сделаю.

Он погремел ведром, схватил его, положил туда тряпки и снова убежал по лестнице.

– Я говорю: дай мне новое жильё, другое жильё! У меня квартиру залило.

– А я говорю: не дам тебе другое жилье! Ещё раз говорю: у меня нет другого жилья, – огрызнулась Триногова.

– Я сейчас убью тебя прямо здесь.

– Что вы, мужчина, такое говорите? Вы понимаете, что я женщина. Что вы пристали ко мне?

Валентина Захаровна испугалась за свою жизнь. Она видела его злой взгляд. Какой неадекватный и ненормальный был этот мужчина! Не мог нормальный мужчина, даже если очень рассержен, говорить такие слова женщине. Но даже будучи в страхе её грызла обида.

– Даже если вы меня убьете, нового жилья вам не будет. Я вам что, рожу его что ли?

– Тогда дай, я посмотрю журнал, – Сомов протянул руки и взял журнал со стола из под наваленных на него сверху договоров.

Триногова схватила журнал обеими руками с другой стороны и потянула на себя, но мужчина был сильнее.

– Нет, я не дам вам смотреть журнал. Это коммерческая тайна.

– Какая коммерческая тайна? Твои записки кривой рукой?

– Что вы меня всё оскорбляете? Я сейчас полицию вызову. Не хотите здесь жить, не живите. Съезжайте, и черт с вами!

– Он со мной, – улыбнулся внезапно Сомов. Такая неожиданная реакция мужчины испугала Триногову, и поток её мыслей в голове на секунду остановился. Он улыбнулся так, будто радовался тому, что Валентина Захаровна попала в беду.

– Старая одинокая дура, – уже спокойно проговорил он и отпустил журнал.

В его словах больше не было эмоций. Они словно меч вонзились в самое больное место в сердце Триноговой. Женщина зажмурилась и, уронив журнал на пол, поднесла руки к груди.

– Тогда иди и вытри в туалете, – проговорил он спокойно.

Она только стояла и продолжала держать руки у груди, будто защищалась от всего, что ей было сказано. Лицо было красным, а по щекам из открытых глаз текли слезы.

– Тогда иди и вытри в туалете, – повторил он.

В ответ снова тишина. Только её плечи немного вздрагивали. Она бесшумно плакала.

Сомову стало легче от того, что он сделал ей больно. Ему было мало этого. Он хотел отомстить еще. Колдун протянул руку к теплому платку Триноговой, лежавшему на телевизоре, и взял его. Он развернулся в дверях и напоследок сказал: «Вытру им пол вместо тебя. Ты такая же одинокая, как и страшная». Женщина продолжала стоять еще какое-то время после его ухода, приходя в себя от боли произнесенных слов.

Через полчаса Сомову снова постучали в дверь.