Дмитрий Власов - Витражи конца эпохи. Сборник рассказов

– Мы никогда не простим себе этого. Черт меня дернул сказать вам о пушке.

– На корабле кроме нас еще три десятка человек. «Мы не можем решать за них», —сказал командир.

– Вы думаете, кто-то выберет смерть? – воскликнул Свен. – Ну! Приказывайте же, сэр!

– Они еще совсем дети, – снова запричитала Анна, – и они ни в чем не виноваты. Они даже не будут знать, отчего погибли.

– На весах – существование целой цивилизации – и наша жизнь, затерянных во вселенной посланцев одной из миллиарда среднеразвитых цивилизаций. Расклад не в нашу пользу, господа, – усмехнулся врач. – Осталось меньше минуты, – мы все равно уже не успеем.

– Я не могу отдать такой приказ, – сказал командир, – прощайте, ребята. – Надеюсь, что рай все-таки существует, хотя на небе и выше его точно нет.

Планета, названная командиром корабля, по имени его матери, Марианой, уже не умещалась полностью в окошке монитора, перестала быть шаром и превратилась в плоскость. Стали различимы города и моря, леса и горы, обжитые луга и девственные саванны. Четверо людей не произнося ни слова, тихо и торжественно смотрели на приближающийся, последний для них естественный мир. Кто знает, о чем думал каждый из них? Кто-то, конечно, думал о детях, оставшихся на Земле – и женщины, и мужчины. Кто-то мимолетными фрагментами вспоминал свою короткую еще, не вполне состоявшуюся жизнь. Жалко, черт возьми, умирать, когда совсем приблизился к тому, чего жаждало человечество, больше того – чего жаждал ты сам. Каждый из тех, кто обречено смотрел на изображение становящейся все ближе невольной планеты-убийцы, был человечеством. Человечество устроено так, что состоит оно из миллиардов маленьких эгоистичных человечеств-миров. В одной глазнице – бесчисленное множество отражений на сетчатках других глаз. И внизу, на планете, еще пребывающей в сладком сне средневековья, – конечно, кто-то уже думал об этом, но это уже не имело для них никакого значения.

Внезапно экран с изображением Марианы погас, а затем сделался ослепительно белым, будто видеокамеру бросили в чрево сталеплавильной печи. По корпусу корабля пробежала мелкая дрожь, которую каждым нервом ощутили все, находящиеся на нем. Стало тепло, и датчики температуры вдруг бестолково закивали электронными стрелками. Наконец, кроме белого на мониторах стали появляться другие цвета. Любой из людей мог бы поклясться, что никогда не видел сочетания таких красок. Огненный оранжево-красный, желтый, янтарный, рубиновый, перламутровый, угольно-черный – все они сплелись в едином хороводе на сковородке материализовавшейся преисподней. Трое мужчин и одна женщина, как зачарованные, забыв про свои прежние страхи и счеты с жизнью, смотрели на светопреставление, творившееся у них на глазах. Изображение, конечно, не вполне отражало реальность. Отфильтрованный несколькими защитными экранами и ослабляющими преобразователями, сигнал, исходящий от погибающей (вернее, уже погибшей) планеты, не мог оставить на гиперчувствительной матрице своего настоящего трагического отпечатка.

Некоторое время, быть может, доли секунды, корабль землян двигался сквозь туннель, обрамленный огненной спиралью. Казалось, это никогда не прекратится, потому что не имеет ни конца, ни начала. Но наплывающая издалека, увеличивающаяся в размерах тьма стала для людей светом в конце туннеля. Спустя мгновение, из адовой трубы корабль вырвался наружу, в черноту космоса, усыпанную звездами, и, слегка дрожа, как взбудораженный конь, продолжил скачки по прериям вселенной.

Люди с трудом поднялись с пола, распластанные в нелепых позах, хаотично разбросанные по нему, словно оловянные солдатики. Они, двигаясь как спросонья, осмотрели себя, оглянулись по сторонам. Еще никто не жаждал объяснения, – почему остался жив. Первым нарушил молчание врач. Он был бледен, его мутило и вело из стороны в стороны, как всех, но по его глазам было видно, что он больше других понимал в том, что произошло на самом деле. Ощущения были слишком сильны, чтобы играть, лукавить. Кореец поправил халат, пригладил черные смолистые волосы, надел очки и, с восточной невозмутимостью, сдобренной тонкой, немного виноватой, улыбкой, стал говорить:

– Поздравляю вас с возвращением из небытия, господа. Великие свершения, путешествия, открытия – ничего не значат. Есть лишь одно, что решает всё. Мы – живы!!!

Надо ли говорить, что все смотрели только на него? Вообще-то, никто не требовал, да и не желал никаких объяснений. Какими могут быть объяснения для людей, уже похоронивших себя и вдруг почувствовавших себя живыми?! А между тем, он продолжил речь. Потому что нужно было сделать еще кое-что, далеко не самое простое – сказать всем правду. Джон и Чон находились рядом, но изо всех сил старались не смотреть в глаза друг другу.

– Я не рассказал вам об одной вещи, господа. Дело в том, что система обеспечения безопасности корабля настроена таким образом, что автоматически, по сигналу компьютера, связанного с многослойными датчиками, уничтожаются любые препятствия, представляющие угрозу для жизни. Теоретически, независимо от их величины. Варьируется лишь сила удара. Правда, практически это никогда раньше не применялось.

Врач шумно вздохнул, сделал над собою усилие и продолжил:

– Не было никакой надобности вводить команду для активизации пушки. В последний момент мы могли ввести в ручном режиме только одну команду – блокирования оружия. То есть мы лишь могли остановить разрушение несчастной планеты. И погибли бы сами, превратившись в ионизированный газ…

– Вы об том знали, командир, – тихо, сквозь зубы, с ненавистью прошипела очнувшаяся Анна. – Вы не могли не знать. Вы могли сохранить им жизнь. И, конечно, вы, Чон. Вы не врач, вы убийца. Вы и командир – лгуны и трусы.

– Когда нужно выбирать, нет эмоций, есть только «да» или «нет»! – рубанул врач. – Это закон жизни, Аня.

– Ради вашей жалкой жизни вы позволили машине уничтожить целую цивилизацию!

– И ради вашей жизни – тоже! И ради всех тех, кто сейчас на корабле с нами!

– Мы все – подонки. Подонки во вселенной. Неужели вы этого не понимаете?

– Не надо так, Анна, – сказал Свен, очертя в воздухе сложную кривую узкой ладонью. – Спустя минуту вы поймете, что были не правы, и будете плакать.

– Я уже давно плачу…

Командир снова закурил, выпустив плотную струю дыма. Он сразу как-то обмяк, постарел. Но мысли излагал ясно, говорил коротко:

– Нам предстоит с этим жить, ребята. Какой теперь смысл винить друг друга… Свен, переключайтесь на резервный контур. И проверьте, пожалуйста, насколько возможно, нет ли повреждений наружных систем.

– Слушаюсь, сэр!

– Как вы думаете – это была единственная обитаемая планета в Галактике?