Дмитрий Власов - Витражи конца эпохи. Сборник рассказов

– Вселенная бесконечна, Джон, – заметил Свен, – извините за банальность. Жизнь – бесконечна. Таких планет еще, может быть, сотни, если не сотни тысяч. В этой галактике или соседней, – какая разница? И виды, известные нам, скорее всего, действительно – тиражируются, и только. Мы везде найдем зеркало, только в одном из них увидим нашу молодость, а в другом – старость. Так что не стоит особенно убиваться, Анна. Для ваших исследований и умозаключений материала во вселенной предостаточно.

– Миллиарды сперматозоидов умирают, не дав жизни, и миллионы живых существ умирают, едва появившись на свет, – продолжил врач. – Мы же не делаем из этого трагедию. Выживает даже не сильнейший, нет! Выживает более удачливый. Помните сенсацию тридцатых годов, когда был открыт, а затем запрещен к синтезированию ген удачи? Мы с вами оказались везунчиками. Однако, бывшим жителям бывшей планеты Мариана, как назвал ее командир, не повезло…

Огромный космический корабль, краса и гордость человечества, продолжал долгое плавание по просторам вселенной. Был задействован, наконец, резервный контур, и угроза катастрофы миновала. В центр управления заходили разные люди – ученые с отчетами, технологи с предложениями, военные с мыслями. Никто кроме нескольких членов экипажа корабля ничего не знал о том, что только что была уничтожена планета с разумной жизнью. Они были слишком далеко, чтобы транслировать спуск на Землю. Записи были стёрты. Официальная версия гласила, что планета внезапно прекратила существование в силу неизвестных причин. Зачем людям знать правду… Не нарочно же они это сделали? Случайно. Так получилось. Что теперь следовало предпринять – посыпать голову пеплом, впасть в отчаяние, остановиться? Нет, все знали – нужно двигаться только вперед. Там, впереди – была вечность. Была бесконечность.

– Пойду спать, – зевнул Свен, – резервный контур включен, все системы нормально работают в автоматическом режиме, можно вздремнуть часок-другой. Честно говоря, я немного устал.

– Конечно, – кивнул командир, – идите, скоро и я последую вашему примеру. Видел Бог, было трудно.

– А тем, кто остается, я приготовлю кофе. Кому со сливками? – как ни в чем не бывало спросила Анна, кокетливо поправляя прическу.

июнь-июль 2000

Я был совсем один, если не считать дремавшей на стуле кошки, сидел на кухне в поношенной домашней одежде, пил пиво и смотрел в стену. Жара, мучившая всех две недели, наконец, спала, уже третий день небо было серым, и шел дождь, постукивая каплями, словно пальцами, по железу подоконника. Окно, которое оставалось открытым в течение многих дней изматывающего зноя, в тот день было наглухо закрыто, долгожданная прохлада остудила мозг и позволила собраться с мыслями.

А мысли были невеселые. Разменяв четвертый десяток лет я понял, что живу-таки не так, как хочу, а как хочу – сам не знаю. Хорошо, скажем, среднему немцу – он знает свое место. Он спокойно работает, уравновешен, вальяжен – никаких излишеств, никакого мазохизма. А тут – выть хочется. Хорошо, что давным-давно изобрели пиво – накапаешь немножко в душу и становится чуть легче.

Кошка сладко зевнула, положила голову на лапы, как собака, и с хитрым прищуром посмотрела на меня. Может быть, она думает, глядя мне в глаза – ну что тебе не живется? Всё ведь, в общем, нормально. Главное, мол, не забывай меня кормить и вовремя выливать мою миску с испражнениями. Конечно, с ее точки зрения, она права.

Внезапно кошка резко поднялась, ее спина выгнулась, хвост распушился, глаза расширились. Теперь она смотрела не в мою сторону, а мимо меня, в окно, и при этом тихо, но жутковато шипела. Я тоже обернулся и посмотрел.

На первый взгляд ничего необычного не было. За стеклом медленно махала коричнево-красными, мокрыми от дождя крыльями, бабочка. Может быть, она искала теплого и сухого места, и таким показалась ей моя кухня. Но что-то было не так. Что – я понял не сразу. А вот что – слишком ее хорошо было видно. Можно было рассмотреть ворсинки на ее узком темном теле, круглые черные, блестящие, как маслины, глаза, замысловатый, словно в калейдоскопе, сферический рисунок на крыльях. Казалось, бабочка совсем рядом, и я рассматриваю ее с помощью сильной лупы. Да, она просто была очень большая! Странно…

Сначала я не испугался, хотя почему-то сразу не встал и не подошел к стеклу близко. Впрочем, ее и так было видно во всех деталях. Бабочка покружилась еще немного за окном, настойчиво ткнулась тупой страшненькой мордочкой в стекло и улетела. Но через пять минут, когда я, пожав плечами, допил очередной стаканчик янтарной жидкости и закурил, она прилетела вновь. Теперь насекомое не касалось стекла лениво, словно подвешенная на нитке елочная игрушка, а ударялось в него немного с разлета, будто шла на таран. Кошка зашипела громче и вскочила на подоконник, воинственно барабаня по стеклу белыми лапками.

И только тогда, когда два существа оказались друг против друга, разделенные лишь прозрачной прослойкой, я с удивлением и уже с легким испугом понял, какого размера бабочка. Размах ее крыльев был равен длине туловища кошки! Минуту или две я неподвижно, как завороженный, наблюдал картину неестественного, почти беззвучного поединка между ней и моей любимицей. Может быть, они ненавидели друг друга, поэтому кошка все яростнее молотила передними лапами по стеклу, сопровождая дробь шипением и глухим рычанием, а бабочка билась о стекло напротив ее морды и, казалось, с недюжинной злостью сильно хлопало крыльями. Стекло дрожало и звенело, и мне вдруг стало жутко, холодная волна страха окатила меня с ног до головы. Я вскочил, еще не зная, что собираюсь предпринять. Если честно, мне почему-то захотелось бежать без оглядки из этой кухни, из квартиры, из дома. Но тут же стало стыдно – надо же, испугался какой-то бабочки! Стиснув зубы и ругаясь, я подбежал к окну, грубо спихнул с подоконника озверевшую кошку и сам ударил по стеклу ладонью. Бабочка отпрянула от окна, взмыла вверх и на мгновение исчезла из вида. Затем она появилась снова, зависнув перед моим лицом, и пропала уже надолго, улетев куда-то в бок. Мне показалось, что взгляд ее черных глаз, которые, казалось бы, не должны выражать ничего, был свирепым, словно у дикого зверя, неожиданно повстречавшего на пути опасность и сопротивление.

Возвратясь к столу я закурил снова, основательно хлебнул из стакана и вдруг почувствовал приступ необъяснимой слабости во всем теле. Может быть, слишком много выпил? Нет, это вряд ли. Но всё же как-то мне было неуютно – и внутри, и снаружи. И нервы, несмотря на слабость, были взвинчены почти до предела. Я сделал два глубоких вдоха и выдоха, провел ладонью по лицу и отправился в комнату.