Екатерина Калугина - Достояние государства

И вот стою я, баба-женщина, греюсь на солнышке, добавляя сорокалетнему лицу пигментные пятна, получая гормоны радости, и сверяю присутствующих учеников со списком и жду окончания этого внезапного, будто украденного, отдыха. Потом опять уроки. И еще один учебный день.

А в среду была антитеррористическая эвакуация. Здесь удовольствия было мало, а лишь сплошные неудобства и озабоченность. Куда, зачем, до которого часа нас поведут и продержат? Школьный корпус эвакуировали в соседнее здание детского сада, продержали там взаперти три часа. Все чуть с ума не посходили. Такое количество детей в маленьком помещении! Детсадовцев посадили всех в один пилон, а школьников – в другой. Малыши испугались, заплакали, началась паника; воспитатели и помощники с ног сбились. Школьникам было чуть проще, это уже подростки двенадцать плюс. Но все равно очень неудобно: помещения маленькие, давка, духота. Сидели долго, ждали команды – все на нервах, пропустили обед. Сколько можно над людьми измываться? Когда все уже были эмоционально истощены, пришла команда отпускать старшеклассников домой самостоятельно, а ребят среднего возраста – отдавать родителям. Что за глупость?! Большинство родителей, конечно, работает. Вот и раздавали мы оставшихся детей весь день, до вечера. И сидели некоторые учителя в детском саду до десяти часов. Люди, конечно, возмущались, стали требовать от АДминистрации отгул в каникулы, но привычно получили совет "идти в бизнес", если работа не устраивает, вы, мол, здесь по призванию, и вообще, за такую зарплату можно круглосуточно работать. Господи, как же надоели эти унижения! Наша государственная система, а также социальные институты и различные инстанции призваны воспитывать человека в состоянии перманентного унижения, унижения личности и человеческого достоинства, ибо подобными людьми проще всего управлять.

Кстати, эти эвакуации почти стали для нас нормой. В соседней школе тоже проводили. Дети мои оказались запреты в соседнем же детском саду. Хорошо хоть мама смогла забрать Соню, пока я сидела в заточении.

***

На следующий день Вероника Николаевна нервно шагала в рассадник разумного, доброго, вечного и куталась в капюшон куртки: с утра моросил нудный осенний дождик. Ни следа от вчерашнего бабьего лета! Промозглая и будто нескончаемая осень! А это только октябрь! Кстати, а почему все-таки бабье лето? Откуда это странное выражение? Почему не мужское или мужичье? Женщинам лето нужнее, приятнее что ли? А мужчинам все равно, какая погода? Может, женское отношение к погоде отличается от мужского? Оно более эмоционально? Наверное, мужчина спокойнее относится к капризам погоды, философичнее, как к неизбежности, как к свершившемуся факту бытия. Сомневаюсь, что небольшой дождик с утра способен изменить планы мужчины или испортить ему настроение. Сомневаюсь опять же, что у мужчины изменится настроение оттого, что пришлось отложить любимую юбку, потому что не стоит надевать колготки в дождь, а то забрызгаешь ноги, а стоит вообще надеть брюки, но не потому, что брюки не забрызгиваются, а потому, что под брюки можно обуть более удобную обувь, от которой нет брызг. Во нагородила! Но как-то так. Тоже дурацкое современное выражение. С утра плохое настроение.

Да, уже с утра дела не заладились. Какое-то бестолковое было утро. Даже нормально не попрощалась с детьми. Мама отвела Соню в школу, все опаздывали, суетились, простились скомканно. С Глебом вообще не поговорили, так, дежурные фразы: не опоздай, не забудь карту, не будешь нормально учиться – пойдёшь в курьеры (раньше говорили – в дворники) и т. д. Одно грело: сегодня пятница! Ура! Без комментариев.

Одиннадцатиклассники продолжали терзать Булгакова. Я приготовилась к очередному скучному уроку, как вдруг услышала:

– Вероника Николаевна, я вообще роман не поняла. О чем он? – это спросила Даша Березкина, отличница, будущая медалистка. Я предвкушала долгожданную дискуссию. Наконец – то.

– Роман действительно многогранен, он глубокий, многопроблемный, философский. Что именно ты не поняла, Даша?

– Ничего не поняла. Всё запутано. Ерунда какая-то.

– Может быть, на уроке разберём что-то из того, что ты не поняла?

– Я уже сказала, что ничего не поняла.

– Так не бывает. А ты точно читала?

– Я читала. Немного почитала, потом остальное прочитала в пересказе, хоть Вы и не разрешаете. Но я думала, что будет понятнее! Потом у мамы спросила, а она сказала, что такую муть нельзя детям задавать.

Я потихоньку начала заводиться, но постаралась сдержать себя. Увы, дискуссия не удалась. Я была разочарована.

– Видимо, Даша, не пришло ещё время для понимания произведения, нужна определённая жизненная зрелость, эмоциональное приятие, сопричастность, сочувствие к героям. И вообще я тебя сегодня не узнаю, Дарья.

– Вероника Николаевна, а кому сочувствовать? Дьяволу, что ли?

– И ему, и его свите; и дьявол нуждается в сочувствии, особенно это видно в сцене лечения больного колена.

Я готова была уже вывести беседу непосредственно к теме урока, как вдруг мы все услышали какое-то страшное завывание, какой-то необычный сигнал, и по громкоговорителю объявили, что нужно собраться на втором этаже, в спортивном зале.

Опять урок пропал! Как же они надоели со своими учениями-мучениями! Пусть на кошках тренируются…

Привычным движением я успокоила ребят, взяла под мышку сумку (делать этого, конечно, не нужно по плану эвакуации, но там деньги, телефон, а кабинеты остаются в это время открытыми, поэтому всегда беру), и мы пошли в спортивный зал. Вроде все привычно, отработано, но какое-то смутное волнение меня все-таки охватило. Странно все это. Вроде все уже эвакуации были, в нормативы вошли, все стандартные протоколы оформили, зачем ещё что-то придумали? Когда уже нам дадут детей учить, а не только проверять бесконечно?

А тем временем в спортивном зале стали происходить странные вещи. В помещение ворвались мужчины в камуфляже, балаклавах и с оружием! Я с ужасом наблюдаю. Они подходят к учителям, протягивают им чёрные большие пакеты и заставляют их собирать у учеников мобильные телефоны. Многие ребята сопротивляются, не хотят отдавать свое имущество, но эти военные силой вырывают телефоны и швыряют в целлофан.

– Уважаемые педагоги, успокойте детей, соберите у них мобильные телефоны и сдайте военным. Не паникуйте. В данный момент здесь проходят учения по эвакуации при угрозе чрезвычайной ситуации. Соблюдайте осторожность и следуйте инструкции. Сейчас будем грузиться в автобусы, по два класса в каждый. Педагоги остаются в школе. Кто-то из детей стал плакать и кричать:

– Это никакие не учения, это террористы. Нам всем хана!