Ирина Герцог - Под сенью наших берёз

– А я, а сестры? Мы же места себе не находили от тревоги за вас. Я на вас так надеялась, так рассчитывала, – тихим, уставшим голосом сказала мама.

– Мам, ну давай мы останемся, я клянусь, что не буду больше водиться с теми парнями. Правда!

Как ни захлестывали чувства, как ни болело сердце от разлуки, разум Ангелины твердил: нет, пусть учатся там, хотя бы год, потом видно будет.

– Решение уже принято, Толя. Мы все обсудили, обо всем договорились. Пожалуйста, будьте крепкими, сильными, вы же мужчины. Так надо, это необходимость, это не навсегда. Помогайте друг другу, будьте вместе. Четверть не длинная, на каникулы я сразу же вас заберу, а в следующие выходные приеду навестить.

В воскресенье Ангелина увезла детей обратно. Они обещали, что такое больше не повторится.

Появился он. Кира не помнила точно, когда и как, выскочил, как черт из табакерки. Сестра рассказала, что мама познакомилась с ним на дне рождения своей подруги. В кои-то веки она пошла куда-то, кроме работы. Кто-то из гостей привел его с собой. Познакомились. Торчал возле нее весь вечер. Проводил. Прилип. Через какое-то время стал жить с семьей. Поначалу это было даже интересно для маленькой Киры, которая никогда не знала отца. Не жил прежде мужчина в их доме. Она визжала от восторга, когда он подкидывал ее вверх, катал на плечах. Он был высокий, и она ехала на нем по улице, касаясь рукой веток огромных деревьев. Заглядывала за высокие заборы соседей и видела, чем они занимаются в своих огородах. Открылся новый мир. На его плечах она видела с другого ракурса змейки очищенных от снега тропинок, ведущих от калиток к входным дверям. Ей нравилось рассматривать снежинки, кружащиеся в высоте, ловить их ртом и просто поглядывать на прохожих свысока. Он под настроение мог и книжку вслух почитать, и поиграть в настольный хоккей и футбол – любимые игры братьев.

Но больше из хорошего Кира помнила их походы в лес за грибами и ягодами. В знании леса и умении пользоваться его богатствами не было ему равных. Ездили всей гурьбой с ночевкой, а то и на две ночи. Брали палатку, инструмент, плетеные корзины и ведра, жгли костры и готовили на них еду, слушали птиц, зверей – это было по-настоящему здорово! За время, проведенное в лесу, набирали очень много разных грибов, укладывали их аккуратно слоями, перемежая листьями папоротника, в корзинки и в сделанные из лыка большие короба – ранцы. Пещеры, так их называли, несли мама и он за спинами, как рюкзаки. Собирали и ягоды: клюкву, бруснику. За черникой ходили летом. Именно с тех времен Кира знала названия многих деревьев, птиц, трав. Возможно, тогда зародилась любовь к природе, ее щедрости, красоте, разнообразию, разноцветию, лесному аромату. Как пах осенний лес! Она знала этот запах наизусть: терпкий, густой, хвойный, свежий, напитанный дождем и росой, пожухлой листвой, грибами, остывающей с лета землей – такой вкусный! Хотелось как можно глубже вдыхать его. И другой, подкопченный дымком костра аромат леса приятно щекотал в носу. Кира сворачивалась калачиком между теплым боком мамы и сестры в палатке и слушала, как потрескивают ветки в костре, ровные, тихие голоса рядом и засыпала. Огонь нужно было поддерживать всю ночь, могли наведаться хозяева леса. Он сидел у костра, немного дремал, но был начеку. Утром мама варила кашу в котелке, раскладывала ее в плошки, одну на двоих, чтобы обойтись в этом походе минимумом посуды. После завтрака он немного спал, остальные шли собирать дары природы, недалеко. Без него нельзя было углубляться в лес, только он знал, как вернуться на место лагеря, заблудиться было проще простого. Он знал лес великолепно, этого не отнять. Ориентировался по солнцу, мху, коре деревьев, по ветру. Когда корзинки и пещеры были наполнены грибами, сверху их закрывали душистыми еловыми лапками. Убирали палатку, мусор. Заливали пепелище костра водой из речки и отправлялись в обратный путь к ближайшей станции. Иногда шли очень долго по лесу, уставали, отдыхали, двигались дальше – так далеко забирались в чащу. Нравилось ехать в электричке, разглядывать пробегающие мимо леса, деревеньки, озера и снова вдыхать грибной дух, щедро сочащийся из корзин. Возвращались домой усталые, но очень довольные.

На следующий день в том же составе принимались обрабатывать добычу, всем хватало работы: мыть, чистить ножки и шляпки, резать. Чего только не готовили: жарили картошечку с грибами, луком и укропом, варили грибной суп – грибовницу, как его еще называли – с обжаренным лучком, с густой сметанкой… м-м-м. Оставшаяся часть грибов шла на зимние заготовки. Какое же это было наслаждение – открыть баночку жареных грибочков в морозный день, бросить их на сковородку! Грузди, волнушки, лисички солили. Весело хрустели ими с отварной картошкой. На зиму в подполье складировалось огромное количество банок с разными вкусностями, великодушно подаренными природой и приготовленными мамиными руками: грибами, моченой клюквой и брусникой, вареньем. Деревянный бабушкин сундук в коридоре зимой был наполнен замороженной клюквой. Можно было набрать ее в стакан, замерзшую, помыть теплой водой, дать немного оттаять и мять ложкой прямо в стакане. Потом добавить сахарку, горячей или холодной воды – кому как нравится, – и готов полезный напиток, такой приятный на вкус зимой, особенно после длительного гулянья на морозце, прыжков с крыши в сугробы во дворе.

Прыгали все, только Кире почему-то было нельзя. Ей не разрешали, запрещали, отчего хотелось еще больше.

Забирались по перекладинам входной двери крыльца на крышу коридора, которая была значительно ниже крыши дома. Дух от полета даже с этой высоты захватывало так, что каждый прыжок сопровождался визгом восторга.

– Вовка, ну помоги мне забраться на крышу, брат ты мне или нет? – требовала Кира.

Однажды он сдался. Озираясь по сторонам и убедившись, что Толя все еще выбирался из сугроба, он подержал дверь, чтобы не вихлялась, и Кира могла влезть на нее. А с нее и на крышу. Ура! Получилось! Сугробы были высоченные, белые, пушистые, и расстояние до них для Киры казалось неимоверно большим. Сердце предательски громко екнуло. Но надо прыгать, иначе над ней станут смеяться. Кира разбежалась и сиганула вниз. Прыжок получился коротким. Лицо тотчас же будто обожгло, его плотно облепил снег. От горячего дыхания перед носом и ртом образовались углубления, но все равно дышать тяжело и холодно. И страшно. Она попыталась пошевелить руками, ногами – не поддаются, плотно увязли в снегу. Все пялились на отверстие, пробитое Кириным небольшим весом, и ждали, когда она начнет выкарабкиваться из-под снега, но она не спешила показываться на поверхности. Ничего не происходило. Никакого движения, никакого шевеленья. Толя, наконец, понял, что сестра просто застряла и не может выбраться из снежного плена. Они переглянулись и рванули к месту Кириного заточения. Рыли снег руками, Наташа притащила деревянную лопату для разгребания дорожек. Показались голова, лицо. Глаза девочки были полны ужаса, она вздохнула полной грудью и закашлялась. Не останавливаясь, компания прыгунов рыла вокруг Киры. Толя отбрасывал снег, достаточно плотный в глубине, лопатой. Когда Кира была освобождена до пояса, Наташа и Ромка взялись тянуть ее за руки, торчащие из сугроба, братья лихорадочно продолжали откапывать сестру. С трудом вытащили Киру из этих двухмесячных слоев снега. Валенки остались внизу. Пришлось выкапывать и их тоже. Толя схватил сестренку в охапку и бросился в дом. Укутали Киру в плед, напоили чаем с малиной и с той самой клюквой. Испуг постепенно исчез из ее больших глаз, глядящих на всех с виной и благодарностью. Затем глаза заморгали, стали слипаться. Кира уснула. Летать с крыши она не перестала.