Сергей Шаповалов - Горячий декабрь

– Конечно! – Бенкендорф решительно подошёл обратно к бюро.

– Простите меня, господа. Мне надо увидеть жену и детей. – Великий князь стремительно вышел.

– Ваше известие ввергла нас в смятение, – с неудовольствием признался Бенкендорф Денгофу. – Даже не представляю, где искать концы, на кого подумать… Окружение царя? Не может быть. Англия? Зачем? Что-то не сходится.

– Много ли в Петербурге тайных обществ? – вдруг спросил граф Денгоф.

Бенкендорф даже не сразу понял его вопроса. К чему он? Но, подумав, ответил:

– Как у собаки блох. В какой кабак не загляни – везде тайные общества заседают. Что не офицерская квартира – так, или артель, или тайное собрание. Всякий нынче мнит из себя спасителя и благодетеля России. Наполеонов – как грибов после дождя.

– Что же они предпринимают?

– Предпринимают? – усмехнулся Адлерберг. – Что они могут предпринимать? Шепчутся, манифестики строчат, потом напьются – и орут всякие непристойности. Нередко дерутся на дуэлях по поводу расхождения во взглядах.

– Я не думаю, что тайные общества таят в себе большую угрозу, – высказал своё мнение Бенкендорф. – Кого не возьми из офицеров или чиновников – обязательно масон. Вы же тоже, Владимир Фёдорович, состоите?

– Было дело, вступил, – нехотя согласился полковник. – Завлекли благостными разговорами о тайнах мироздания, о свободах, о человеколюбии… Сейчас все это чушью кажется.

– Не могли бы вы мне рассказать вкратце о восстании в Семёновском полку. Я в то время был в Америке. Слышал скудные новости, да все урывками, – попросил граф Денгоф.

– Семёновский полк? – удивился Бенкендорф. – Какая связь?

– Слышал, все началось именно с запрета офицерской артели.

– Действительно, – согласился Бенкендорф. – Как-то я не задумывался о сем факте. Да, именно с запрета офицерской артели. Но восстали нижние чины. Паскудное дело, отвратительное, – недовольно покачал головой генерал. – Лучший лейб-гвардейский полк, созданный ещё Петром Великим, – и бунт…. Вы присаживайтесь, – предложил он гостю кресло напротив. – Пять лет уж минуло, но, знаете, осадок до сих пор остался. Я помню семёновцев в Бородинском деле. Они незыблемой стеной стояли за батареей генерала Раевского – в самом горячем, самом опасном месте сражения. Побило многих тогда. Вы же не представляете, что это такое – стоять плечом к плечу и смотреть, как в тебя бьёт артиллерия, как жутко рокочут ядра, пролетая в вершке над тобой, как с треском лопаются гранаты, как сбивает с ног тех, кто стоит рядом с тобой. Головы отсекает, разрывает на части.… Стоять и каждую секунду ждать смерти….

– Простите, действительно, не представляю, и даже не очень понимаю, – признался Денгоф, поёжившись. – А разве нельзя прилечь или рассредоточиться.

– Нельзя. Надо стоять и не пригибаться. Впереди все поле в пороховом дыму. В любой момент могут вынырнуть кирасиры или уланы. Если не держать строй – наскочат и перерубят всех, – объяснил Адлерберг.

– Видели бы вы атаку Семёновского при Кульме! Вандам захватил нашу артиллерию и перекрыл дорогу. Сзади по пятам русскую армию преследовали основные войска Наполеона. Мы окружены! Грозил полный разгром! Позорная капитуляция! И в этот самый страшный момент Семёновский полк кидается в штыковую и опрокидывает французов, при этом несёт огромные потери, но вырывает победу. Да не просто – победу, они спасают всю армию, спасают честь России.

– Так вот, офицеров в Семёновский полк набирали не абы как, а по протекциям, – продолжил рассказ Бенкендорф. – Все из благородных фамилий. В Семёновском полку числился император. Он был шефом первой роты, первого батальона. Эта рота всегда открывала парады. По возвращению из заграничного похода полком командовал Яков Алексеевич Потёмкин. Генерал-адъютант. Храбрейший человек. С полком прошёл всю войну. С гордостью носил Кульмский крест. Солдаты его, как отца родного почитали. Для них первое лицо в России – император, а второе – Потёмкин. С офицерами обращался, как с братьями. Возможно, из-за этого дисциплина в полку начала расшатываться. Да ещё Яков Алексеевич, по моему мнению, совершил большую глупость: разрешил торговать в полку вином.

– Вино недопустимо в армии? Простите, я не совсем понимаю службу, – извинился за вопрос Денгоф.

– Высочайший указ вышел в восемнадцатом году о том, дабы не допускать нижние армейские чины в питейные дома, – вновь пустился в объяснение Адлерберг. – Произошло множество мордобоев. Завалятся солдаты в кабак, всё сначала спокойно-чинно. Потом хватят изрядно, да давай мирных обывателей французскому учить, да по зубам им, коль кто урока не понимал. Городовые прибегут разнимать, так и городовым доставалось. Наказывать солдат строго нельзя – вся грудь в орденах. Пристыдить – попробуй, они такого тебе расскажут: мол, мы кровь за Россию проливали, всю Европу прошли с боями, товарищей тысячами хоронили, а вы тут жировали в это время.

– Все так и было, – согласился Бенкендорф. – Потёмкин решил, уж пусть лучше в казармах пьют. Там, хоть, товарищи свои же на буянов управу найдут. А тут пришёл срок, и Потёмкин пошёл на повышение. Назначили его командовать первой пехотной дивизией. Каким бы не был храбрым генерал, однако в мирное время делами надо заниматься сугубо хозяйскими. Потёмкин не мог командовать дивизией, да ещё приглядывать за полком. Всеми делами ведал полковой казначей. Сами понимаете, из казначея какой командир? Ему за полковой кассой надо смотреть, да жалование выдавать. Вот с этого все и началось…. Как-то прибыл король Пруссии в гости к Императору. На новорождённого внука посмотреть. Вы же знаете, Александрина Фёдоровна приходится первой дочерью королю Вильгельму. По этому случаю устроили парад. А кто должен открывать парад? Да конечно гордость и краса русской армии – лейб-гвардия. Произошёл казус. Прямо перед царственными особами один из батальонов сбился с шага. Представляете? Скандал!

– Простите, не очень представляю, – пожал плечами Денгоф.

– Как вам объяснить? Строй – это главный показатель части. Как часть ходит строем, так она и воюет. Железная дисциплина делает солдат непобедимыми. А тут – на тебе. Ладно бы какой-нибудь армейский полк.… Но лейб-гвардия! В общем – позор! – рубанул ладонью воздух Бенкендорф.

– Но позвольте, я не совсем понимаю: солдаты сбились с ноги. Но они же могут вновь восстановить шаг.

– Могут. Могут, – задумчиво произнёс Бенкендорф. – Не в том дело. Солдаты не должны сбиваться с шага, ни при каких обстоятельствах. Ладно, на параде, но когда в строю, плечом к плечу идут в штыковую атаку, и вдруг собьются с ноги – все, строй развалился. А если надо срочно совершить манёвр или перестроиться, предположим, из колонны в каре, а у вас рота шагает кое-как – получится толпа баранов. Наскок кавалерии – и вы остались без роты.