Сергей Чайка - Выбор. Одна история трех судеб

За окном было уже светло, когда он открыл глаза. Долго лежал и смотрел на потолок из красного дерматина. Мыслей не было, просто лежал и вглядывался в узор материала полки. Рядом звякнула посуда. Степа повернулся на шум и встретился взглядом с мужчиной, сидевшим за столом и попивающим чай. Попутчик был среднего возраста, среднего телосложения, коротко стриженный. Что бросилось в глаза, так это его тонкие пальцы. Он так изящно держал чайную ложечку, помешивая ею в стакане, что казалось, в его руке не ложка, а перо. Правильные черты лица выдавали в нем человека благородных кровей. Только улыбка почему-то не нравилась Степе. Мужчина не улыбался, он скорее ухмылялся, что немного раздражало, хотя потом, приглядевшись, он понял почему. Глубокий шрам на левой щеке, начинающийся от уголка рта, превращал улыбку в ухмылку. Взгляд попутчика был спокойным, да и весь его вид выказывал благодушие. “Доброе утро” – прокашлялся и выдавил из себя Степа. На улице было прохладно и поэтому в вагоне было сильно натоплено. Во рту у Степы все пересохло. Попутчик деловито взглянул в окно: “Доброе утро. Хотя и день уже” – ответил он весело. Надо было вставать, как-то некрасиво получалось, лежать и разговаривать, да и умыться не мешало бы. “Надо, надо умываться по утрам и вечерам” – раздался голос попутчика. Тот смотрел в окно. За окном шел снег.

Пробравшись сквозь узкий проход вагона и лавируя между вытянутых ног пассажиров, Степа подошел к туалету. Очереди уже не было. Зайдя, закрыл дверь, посмотрел в зеркало и отшатнулся. Другой человек смотрел на него. Тяжелый взгляд, острые скулы, трехдневная щетина, мешки под глазами. В зеркале был не тот молодой человек, получающий подзатыльники и молчащий в ответ, на него смотрел вполне зрелый мужчина, готовый дать отпор на любой выпад против него. Справил нужду, умылся, подставляя ладони под холодную воду и набрасывая ее на лицо, почистил зубы. Вытираясь полотенцем, вышел в тамбур, накинул его на плечи, достал сигарету и закурил. Первая сигарета и первая затяжка повела его. Немного качнуло в сторону, подкруживала голова, Степа уткнулся в стекло лбом. За окном валил снег, хлопья были большими и белыми, как будто кто-то разорвал подушку и из нее сыпались перья. “Вот это весна” – подумал он. Сделал последнюю затяжку, затушил окурок в железной банке, закрепленной на решетке двери, и пошел в свой отсек. Сосед по отсеку все так же увлеченно смотрел в окно, наблюдая за падающим снегом и когда Степа сел на свое место, тот даже не обратил на него внимание. Степа взял со стола заранее принесенный проводником стакан с чаем и маленькими глотками, чтобы не обжечься, пил. “Куда ты путь держишь, Степа?” – не поворачиваясь к нему спросил попутчик. Степа замер от неожиданности. Рука со стаканом замерла в воздухе, не дойдя до рта. Попутчик развернулся и посмотрел на Степу. “И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь” – глаза соседа горели огнем. Степа смотрел в глаза и плыл. Он смотрел в глаза и тонул, захлебывался, пытался выплыть, но тело не слушалось его, ноги тянули гирями вниз. “Не сопротивляйся, не сопротивляйся” – слышал он голос попутчика. Темная вода поглощала Степу, воздуха уже не было, паника охватывала его. Темно-зеленые водоросли оплетали своими липкими лапами его ноги и не давали двигаться, тянули вниз. Степа рвал их руками, освобождаясь. Собрав все силы, он порвал последний пучок водорослей и, оттолкнувшись как от невидимого барьера, рванул вверх. Водоросли, словно живые, бросились вдогонку, но он был уже далеко от них. Вот и показалось небо, он вынырнул и жадно хватал воздух ртом и не мог надышаться. И вдруг все пропало. Он очнулся на своем месте, глаза раскрылись.

За окном светило солнце, поезд катил, постукивая колесами дальше по своему маршруту. В вагоне было тихо. Попутчика не было. На столике лежал листок бумаги, придавленный стаканом с недопитым чаем. “Выбор сделан” – черным карандашом было выведено печатными буквами.

Степа стоял в тамбуре и курил. Все что произошло с ним надо было осмыслить. И вообще хорошо бы понять куда он едет и что ждет его впереди, и где конечная точка пути. Мысли крутились, и он никак не мог остановить их, заставить выстроиться в логическую цепочку. Поезд замедлил ход, показался мост. Мост был большой, его железные пролеты покрылись ржавчиной, кое-где пробивались зеленые кустики. Дорожка, предназначенная для прохода пешеходов, была деревянной, доски местами сгнили, где-то их не было вовсе и на их месте зияли дыры. Поезд медленно, крадучись, въехал на мост, боясь провалиться под своей тяжестью, переваливаясь с бока на бок, пересек реку, и, проехав еще с километр, вдруг резко остановился. Загудел паровоз, где-то засвистел свисток. За окном пробежал какой-то мужик, за ним проводник в желтом жилете, крича матом на убегающего от него пассажира. Потом Степа увидел наряд милиции, следующий вдоль вагонов. Через некоторое время проводник появился в тамбуре и, высунувшись из двери, замахал красным флажком. “Что случилось-то?” – спросил Степа. “Да чудак какой-то стоп-кран сорвал, дверь открыл и убежал” – ответил проводник. “Куда он? Непонятно. Тут и населенного пункта-то никакого нет. Вернее, как нет. Я по этой дороге уже десять лет езжу. Была станция, но больше там не останавливаемся, мимо пролетаем что и рассмотреть ничего невозможно. Вот как раз десять-то лет назад и останавливались, теперь нет” – продолжал он. “И что же никто не живет там?” – спросил Степа. “Так я откуда знаю! Я же тебе говорю, не останавливаемся мы там как лет десять, как тогда зашел пассажир со станции, так и все” – ответил он. “А что за пассажир-то?” – допытывался Степан. “Ну ты и вопрос задал, я тебе что, компьютер, все помнить? Помню какой-то человек и все, да и то мельком видел. В соседний вагон тогда сел. Я почему запомнил-то?! Никого не было тогда, а он один, вот и врезалось в память” – проводник убрал руку с флажком и начал закрывать дверь. “Слушай друг, а можно мне здесь выйти, а?” – Степа посмотрел на проводника. “Да за ради бога, мне-то что. А тебе зачем?”– с неподдельным интересом спросил он. “Журналист я, книгу пишу”– соврал Степа в ответ. “А, журналист, тогда понятно” – как-то сразу, потеряв интерес, протянул проводник: “Тогда быстрее сходи, а то сейчас тронемся”. Стёпа побежал в свой отсек, приподнял полку, вытащил сумку, бросил туда чуть мокрое полотенце и поспешил на выход. Машинист дал гудок, возвещающий о начале движения, и поезд, шикнув, тронулся. Медленно набирая ход, поезд исчезал за поворотом.