Катарина Ирхина - Квартира на 5 этаже

Марго облокотилась на косяк двери.

– я думаю, что я справлюсь. -.

И посмотрел на сестру, а та была в недоумении и взглядом попросила меня уйти. Я и направился на кухню. Они же потом о чём-то тихо говорили. Сестра, выслушав все, что сказала ей Марго, согласилась с ней и попрощалась.

– ладно, она не такая уж и странная. Она передала это тебе.

Сестра протянула мне концерт, цвета светло-желтой горчицы, с необычным заклеивающимся клапаном. В нем я нашёл письмо и значок, на котором было написано «assistant». Сам значок был из железа чёрного цвета с белыми буквами. Держался он на магнитиках, примерив его, я понял, что он неплохо сочетается с моей одеждой. Из письма я вычитал следующее:

«Здравствуй, Макс. Я очень рада, что ты стал моим ассистентом. Как я, наверняка, и сказала, твоя работа будет заключаться в помощи мне с тканями и фасонами. Но, помимо этого, ты, если захочешь, будешь ходить со мной на мероприятия, а именно на выставки, в театры и, возможно, на разного рода фуршеты. Возможно, ты задашь мне вопрос, почему обычная швея ходит на подобного рода мероприятия. Я шью не только для обычных обывателей одежду.

У меня будет только два требования – ухоженный вид и пунктуальность. Насчёт заработка, все будет стабильно, в конце недели получаешь свою 1000 рублей и чаевые. О выходных и о том, когда тебе это будет необходимо, будем договариваться. Все зависит от тебя и твоих возможностей. Если ты завтра готов приступить к работе, то приходи завтра ко мне в 11 утра. Мои Контакты:…»

Почерк Марго был закругленным. Подписалась она размашистой росписью. А я подумал о стирке и о вещах, которые давно не носил.

…

Прошла целая неделя с того, как я начал работал у Марго. Она давала мне легкие задания, я записывал за ней мерки клиентов. Если я что-то не понимал, то она терпеливо объясняла значение всех терминов, что такое выточка, сметание или баска. И вскоре я начал понимать всё, что она мне говорила. Ей нравилось, что я задаю вопросы.

Мой день начинался с одиннадцати утра, а заканчивался в шесть вечера, и в два был перерыв. Она настояла на том, чтобы я оставался у неё на обедать. Готовила она очень хорошо и всегда разнообразно. Марго всегда спрашивала, что мне нравится из мяса из овощей. Она готовила, с одной стороны, очень простые блюда, но со своим видением. Например, блинчики из яблок и банана на овсяном молоке, или фаршированные перцы – не мясом, вместо них баклажанами или цукини. Я, к слову, не ел мясо, и Марго это учитывала. Мне очень нравилось находиться в ее обществе. Она много говорила о литературе, о людях, о разных взаимоотношения, ну, конечно же, об одежде. Она считала, что одежда – это зеркало человека. Я же с ней делился всем тем немногим, что знал, но видно она принимала это и готова была меня поддержать. Мне было интересно с ней.

Возможно, вам покажется, что я буду испытывать к ней некоторые большие чувства, но не в этой истории, потому-то она для меня не больше, чем друг. И я был уверен в том, что она воспринимает меня как ребёнка, и как я потом выяснил не одного меня.

Марго поднялась на третий этаж, в руках у ней были тяжелые пакеты с материей и едой. Открыв квартиру, она опустила на пол пакеты, и согнувшись в три погибели, зарыдала. У неё болели руки, голова и мысли. Ей было невыносимо одиноко в своём мире.

Она подняла голову наверх и с выдохом поднялась. Собрала все, что у неё было и начала распределять каждый предмет на своё место. Крупы, специи, масло, уксусы, заправки и мёд в верхние шкафчики. Хлеб в хлебницу. А все остальное в холодильник, оставила только помытые нектарины.

Из кармана спортивных горчичных штанов достала порт сигар. Он был чёрного цвета с серебренными вензелями. На подоконнике лежал длинный чёрный мундштук, который остался от бабушки. Взяв его в руки, она вставила в него самокрутку и подожгла спичкой. Тонкий дымок наполнил кухню знакомым запахом. Она вдыхала дым одновременно наслаждаясь и горько вздыхая. Марго явно не хотела плакать снова и поэтому сделала первую затяжку. Не получилось. Зарыдала и трясущейся рукой взяла нектарин и откусила от него внушительный кусок, что по ее руке потек сок. После она проглотила и сделала ещё одну затяжку. Снова выдохнула и потушила ненавистную ей вещь. Обглодав косточку, что осталось от нектарина, в телефоне нашла номер закладчика, удалила его и тихонечко положила голову на стол. Вслух она произнесла: – как необычно звучит стол, – и засмеялась – хорошо, что это не на долго осталось слышать гиперболизированные звуки.

В голове гудела тишина. Марго ее ненавидела всем сердцем. Почему-то именно после того, как она курила непринятые в обществе вещи, она становилась тише, как будто голову погружаешь в воду. В какой-то момент это все заканчивается, но тишина уже не такая пронзительная. Желание бросить ей пришло только в тот момент, когда в последний раз она выходила из съемной квартиры. Она вдохнула свежий воздух и поняла, что он пьянит, а равновесие приходится ловить.

Олег

Мы называли ее Марочкой, потому что когда она была еще очень маленькой, и ее мама отправляла письма в конвертах, то Марочка любила их облизывать и приклеивать к конверту. Так она и стала Марочкой. Она не любила, когда ее звали Ритой. Оно ей и не шло.

Как рассказывала мама, в тот день, когда я ее только увидел, на ней было зеленое платье. Мама говорила, что это в цвет глаз. Я обычно никогда не смотрел ей в глаза и поэтому верил маме. Мама говорила, что у нее глаза как изумруды. Камушки я такие не видел, но мама их сравнила их со слезами русалок. У Марго, возможно, глаза похожи слез русалок.

Марочка младше меня на два года, но мама всегда повторяла мне, что она очень умна и хорошо пишет. Как будто она уже взрослая, могла она писать красивые буквы на бумаге.

Как ее мама, она любила писать письма. Она часто посылала их мне. В них она рассказывала свои всякие фантазии и мысли, как она говорила «не о чем», но мне нравилось. На них всегда были марки, наши адреса наших домов, а внутри разные засушенные цветы.

Это были сказки или что-то вроде зарисовок или просто незамысловатая история о людях или не о людях. Она писала мне без повода, например о том, как она проснулась и увидела солнечный зайчик, который напомнил ей того настоящего живого зайца, которого мы видели в лесу на прошлой неделе или просто она представлялась ведьмой, которая пишет обычному мне о своей ведьменской жизни. Марочка писала эти письма каждый месяц и даже тогда, когда мы разъезжались по школам, я получал эти письма от нее еще чаще. Она писала их только мне и никому не рассказывала, о чем она пишет. И так продолжалось до того момента, пока я не повзрослел и не обидел ее.