Джессика Фальковски - Тайна её жизни

Я внимательно посмотрел на жену.

– Зачем тебе это? Мы ведь уже всё обсудили, милая. Не хочу, чтобы ты снова переживала и изводила себя.

– Я просто хочу увидеть это место. Вот и всё.

Некоторое время мы просто молчали.

– Что ж, пойдём. Здесь недалеко.

Продираясь сквозь густые заросли и путаясь в колючих ветвях кустарников, мы вскоре вышли на знакомую мне поляну. Подняв голову вверх, я обратил внимание на то, что прямо над нами, угрожающе нависло тёмное небо, готовое в любую минуту разлиться дождём. Заметила это и Анна, так как сильнее натянула капюшон, скрывая лицо.

– Ты нашёл её здесь? – тихо произнесла она.

Я кивнул.

– Да. Возле вон того дерева.

На землю упали первые капли дождя.

– Анна, нужно уходить, скоро начнётся дождь.

Но она будто бы не слышала меня. Что-то, что не давало ей покоя, рвалось наружу.

– Милая, ты слышишь? Надвигается гроза, нам нужно поторопиться, если мы хотим найти укрытие!

– Подойди сюда, Питер! – крикнула она, махнув мне рукой. – Посмотри.

Когда я приблизился, Анна протянула мне ладонь, на которой лежал медальон. Он был серебряным, с ажурным тиснением. Мне показалось, что там было ещё что-то, но его было трудно рассмотреть под слоем грязи.

– Мы займёмся им дома, – сказал я, засовывая медальон в карман куртки. – А сейчас нам лучше поторопиться.

Но уйти от дождя нам всё-таки не удалось. Холодные капли больно колотили по лицу и стекали за ворот куртки. Поднялся ветер, раскачивая высокие деревья, отчего те жалобно скрипели, будто стонали. Где-то вдалеке сверкнула молния, а минутой позже прогремел гром. Дождь всё усиливался. Мокрые волосы прилипли к вискам отдельными прядями, и временами мешали разглядеть дорогу. Я держал Анну за руку, ускоряя бег, и стараясь как можно скорее укрыться от этого нескончаемого потока воды.

Такого ливня мы не видели давно. Казалось, сама природа взбунтовалась против нас, и теперь всеми усилиями гнала прочь из леса.

Когда мы добрались до дома, погода разбушевалась не на шутку. Ветер швырял в окна струи воды, деревья с громким скрипом клонились к земле, и казалось, что этому не будет конца.

Я радовался тому, что взял себе выходные и могу просто полежать на диване, завернувшись в тёплый плед, слушая как за окном шумит дождь.

Анна зажгла свечи, и их колышущееся пламя, теперь вырисовывало в полумраке комнаты причудливые очертания. Ровный и мягкий свет завораживал и вместе с тем успокаивал.

– Питер, спускайся вниз! – Услышал я голос жены.

На столе меня ждал свежезаваренный чай и тыквенный пирог с хрустящей, румяной корочкой. Всё, как я люблю. Мы сидели друг напротив друга, наслаждаясь ароматом жасмина, исходящего из наших чашек. «Нет ничего лучшего в холодный осенний вечер, чем чашка горячего жасминового чая» – любила говорить моя бабушка. Её нет уже почти как шесть лет, но любовь к этому напитку запечатлелась во мне навсегда. Теперь он ассоциируется у меня с осенью.

Из приятных воспоминаний меня выдернул очередной раскат грома, эхом отразившийся от стен, отчего Анна испуганно вздрогнула.

– Боишься? – улыбнулся я, легко касаясь её руки.

– Всегда боялась, ты ведь знаешь. Понимаю, это глупо, но ничего не могу с собой поделать.

Я придвинулся ближе к ней, и Анна положила голову мне на плечо.

– Знаю милая, но я ведь рядом с тобой.

Она ничего не ответила, лишь сильнее прижалась ко мне.

Я отвернулся, глядя как за окном сверкают молнии, и снова задумался о своём. Почему-то, мне вспомнился тихий пригород Балтимора, где я вырос и счастливое босоногое детство. Это наверное, странно, но я никогда не боялся грозы. Наоборот, она всегда завораживала меня. То, с какой мощью природа показывает людям свою силу, восхищает. Помню, я всегда бежал к окну, чтобы посмотреть, как эта ломаная линия света разрезает иссиня-чёрное небо под раскатистый рёв грома. В такие дни, мы с бабушкой обычно пили чай с имбирным печеньем в уютной маленькой гостиной, и она рассказывала мне о мистической природе этих звуков: о разгневанных богах, мчащихся по небу на своих колесницах, о столкновении добра и зла, и о борьбе за души людей Бога с Дьяволом. Я очень любил её рассказы, и всегда с предвкушением ждал новых историй. И вот, детство закончилось, а я до сих пор люблю грозы, и привычные раскаты грома для меня нечто большее, чем простые колебания воздуха.

С Анной было иначе. Её детство сильно отличалось от моего, и неудивительно, что она так и не сумела побороть свои страхи, даже годы спустя. Мне трудно представить себе, что переживает ребёнок, оставшись один на один со своими кошмарами. С тем, что однажды может окончательно разрушить его. Что она чувствовала в тот момент, когда её мать, опрокидывая рюмку за рюмкой, постепенно теряла человеческий облик, после чего изливала на неё всю свою ненависть? Вырвавшись из её цепких рук, она пряталась на чердаке, в самом дальнем его углу. Не редко в такие дни за окнами бушевала непогода, и ей оставалось лишь сидеть и трястись от страха при очередном раскате грома, обхватив колени руками, и растирая по лицу слёзы, вперемешку с кровью, сочившейся из разбитой губы.

Всё это она рассказывала психологам, в которых очень нуждалась в первый год нашей совместной жизни. И каждый раз в её глазах стояли слёзы и немой вопрос, ответ на который она так и не получила: «За что?» А я всё больше и больше пропитывался ненавистью к этой женщине, хотя и понимал, что как бы там ни было, один хороший поступок на её счету всё же есть- она дала жизнь Анне. Но как говорила моя бабушка: «Важно не просто дать жизнь, но куда важнее эту жизнь не загубить». И я как всегда был поражён её мудростью и проницательностью. Наверное, именно благодаря ей, у меня столь трепетное и почтительное отношение к прекрасной половине человечества. Так она меня всегда учила.

Я толком не знал своей семьи, так как отец погиб вскоре после моего рождения, в автомобильной аварии, а мать отказалась от меня. Их лица я видел лишь на фотографиях. Анна не раз временами говорила о том, что в её случае остаться сиротой, было бы лучшим исходом. Думаю, в такие моменты в ней говорила скорее обида, накопленная годами, а не рассудок. Ведь иногда, в те редкие встречи со своей сестрой, она всё же интересовалась жизнью матери, хотя и говорила, что это банальное любопытство. Как бы там ни было, думаю Анна всё же осознавала, что кровные узы не так-то просто взять и разорвать в один момент. И бесследно исчезнуть они тоже не могут.

Мать даёт жизнь, некий отправной билет в будущее. Она та, чей голос и чьи объятия мы слышим и чувствуем в первые минуты своего рождения. Она та, кто не спит ночами, укачивая тебя на руках, и чьи колыбельные помогают тебе поскорее унестись в мир грёз. Она добрая, любящая, заботливая. Но есть и другая. Та, которая дав однажды жизнь, легко может забрать её, та, которая вместо колыбельной просто закрывает дверь плотнее, чтобы не слышать твоего крика. Та, которая может оставить тебя в лесу, и больше не вспомнить о твоём существовании. Мать может стать твоим самым близким человеком в этой жизни, и никто не причинит тебе большей боли, чем она. Руки матери могут быть нежными крыльями ангела, а могут обернуться безжалостными тисками.