Анна Богачева - Здравствуйте, милочка

– Смотри, будь осторожен, – говорила Клаудия, – Южные женщины знают тайные слова и приемы, которые могут лишить разума любого мужчину.

– Я, не снимая, ношу твой амулет. Он надежно защищает меня от их чар. Кроме того, ни одна их них не сравнится с тобой, моя красавица, – успокаивал он ее.

– Если бы только захотел, ты мог бы жить, как принц, – день ото дня все настойчивее твердила его хозяйка, – Этот дом может стать твоим домом. Этот сад – твоим садом. Машина, яхта. Я очень богата. Ты даже не можешь представить, насколько: все самые немыслимые развлечения, все самые восхитительные путешествия, самая лучшая одежда, пища, сигареты. Я могу сделать для тебя все, что ты захочешь.

Аурель заглядывал в свой чемодан, где лежала клетчатая ковбойка и песочного цвета брюки – на выход, и думал, что из всего перечисленного он имеет все, кроме, может быть, яхты. Он, конечно, понимал, что важен уровень. Но даже то божественное ощущение, которое охватывало его при виде разноцветных парусов на синей морской глади, не стоило того, чтобы эта женщина стала для него чем-то большим, чем она была сейчас. Он улыбался в вислые усы и молчал, чем будил в зрелой прелестнице все новые желания. И надежды.

Отчаявшись дождаться милостей от судьбы и неверно истолковав улыбку и молчание сводившего ее с ума мужчины, хозяйка сделала ставший для нее роковым шаг. С утра пораньше, когда Аурель вывез ее семидесятипятилетнего мужа на пргогулку по еще сохранившим ночную прохладу улочкам той части Рамат-Гана, где виллы соперничают одна с другой по красоте и размерам, хозяйка обзвонила близлежащие дома престарелых и пристроила в один из них своего сухонького старичка-мужа.

Вечером она сообщила о своем решении Аурелю. Он внимательно выслушал хозяйку, старательно продираясь через дебри чужого языка, попытался было возразить, но она, предвкушая полную, давно желанную свободу, один на один с любимым, ничего не захотела слушать, и на следующий день, ранним утром, увезла ничего не понимающего мужа в его новый дом.

Когда за отъехавшей машиной закрылись ворота, Аурель собрал в чемодан свои вещи, надел парадные, песочного цвета вельветовые брюки, недавно купленную светлую футболку, и, тихо прикрыв за собой дверь, оставил навсегда дом, в котором прожил четыре месяца и одну неделю. В ближайшем магазинчике, где курился аромат восточных благовоний, а природные самоцветы всех цветов, форм и размеров громоздились в лотках, словно изюм на рынке, он купил небольшой кусочек сердолика – по утверждению молоденькой продавщицы с колечком в голом пупке и целым строем разномастных сережек в ушах – самого настоящего, и повесил себе на шею, как знак прощания и прошения. Затягивать расставание не было смысла.

Его хозяйка, вернувшаяся домой в прекрасном настроении в предвкушении бесконечной череды счастливых дней и ночей наедине с любимым, была оглушена, уничтожена, раздавлена, найдя дом опустевшим. Она не могла понять – почему?! Она не могла поверить, что ее оставили. Она ждала до вечера. Но каждая следующая минута все больше убеждала в истинности первоначального вывода: она осталась одна.

Вечером она села возле зеркала, осмотрела свое осунувшееся за день лицо, припухшие веки и поклялась жестоко отомстить мужчине, сотворившему с ней такое зло. Но это будет потом. а пока следовало попробовать вернуть его, используя все возможные методы. Были зажжены шесть свечей и в открытое окно прочитан двенадцать раз «Призываю я…» – заговор на возврат и приворот любимого. И на следующий день было сделано то же самое, и еще пять дней подряд. Всего – семь дней без перерыва. Но это потом, а пока, позаботившись о мистических методах, осиротевшая дважды за один день женщина не оставила без внимания и реальность. Как только голос вновь стал повиноваться ей, а бесконечные, одинокие вечер и ночь сменились утром, она позвонила в агентство, которое четыре месяца назад порекомендовало ей Ауреля, румынского туриста, в качестве помощника по уходу за стариком-мужем, и потребовала найти и вернуть его.

– Он оставил рабочее место без предупреждения, и я настаиваю, чтобы он вернулся в мой дом и отработал указанный в договоре срок до конца, – сказала она, с трудом сдерживая вскипавшие вновь слезы ярости. Она не привыкла, чтобы ей отказывали, тем более – пренебрегали ею.

Аурель уже на следующий день ощутил воздействие этой мощной силы, воздвигающей преграды на его пути, если путь этот уводил прочь от дома хозяйки. Казалось, сама природа поставила целью вернуть его обратно в большой дом посреди цветущего сада, в цепкие объятия некрасивой и нелюбимой женщины, к ее деньгам, яхтам, путешествиям и скучным забавам. В фирме, где ему всегда находили работу, теперь никак не могла подобрать новое место, а секретарша с тонкой понимающей улыбкой посоветовала ему «быть благоразумным». Аурель пожал плечами и вышел ни с чем. Собственные настойчивые поиски тоже не давали результата.

День шел за днем, Аурель проедал остатки денег, ночевал, где придется, искал, ждал, надеялся. Когда ему уже не на что было купить сигареты, и он почти впал в отчаяние, неожиданно подвернулось место в большом четырехэтажном доме престарелых, которым умело, как большим заводом, заправлял красивый, высокий, коротко стриженный молодой человек, умевший делать деньги на всем – на выращивании томатов и перцев в огромных теплицах, на производстве белого сыра, на продаже жаренных орешков и на стариках, ставших ненужными своим детям. Это было не самое лучшее место для работы, но других вариантов у Ауреля не было, и он согласился на работу санитара.

Ему выделии комнатку на крыше богадельни – фанерная будка под палящим солнцем,

в которой днем воздух раскалялся до потери прозрачности, становился густым и обжигал легкие, обещали кормить три раза в день, платить шестьсот долларов в месяц – по сравнению с прежним местом – сущие гроши, и настоятельно порекомендовали приступить к работе немедленно. Переговорив с управляющим, Аурель в тот же день вышел во вторую смену. Теперь на его попечении было тридцать пять стариков и старух, давно отвыкших самостоятельно ходить, есть и ухаживать за собой. Некоторые почти мертвые. Рядом с ним работали молоденькая медсестра и три санитарки.

Зарплата была такой маленькой, что Аурелю пришлось урезать деньги на сигареты и пиво и отправлять меньшую сумму Клаудии, работа такой тяжелой, что вечерами он падал в своем домике на крыше навзничь и засыпал мертвым сном. Он работал уже третий месяц, порой, вспоминал предыдущую хозяйку и ее посулы и ругал себя за дурацкую щепетильность, но не тропился что-то менять. Может быть, потому, что уйти пока было некуда, а, возможно, из-за внезапно возникшего ощущения, что он находится на верном пути.