Закир Ярани - Белый медведь. Повесть

Спускаться с таких крутых камней было даже труднее, чем лезть на них, хотя и сил затрачивалось меньше. Наконец, он спрыгнул на приречный песок и снова одернул несколько задравшуюся во время спуска курточку. Водопад шумел рядом и обдавал Мышовку холодным и сырым дыханием водной взвеси. Тут в стороне тропинки, поднимавшейся среди скалистых выступов к пещере, он заметил движение. В ином месте он бы забеспокоился: вдруг к речке идет опасный зверь. Но со стороны пещеры никто, кроме своих сородичей, прийти не мог. Качнулись зеленые ветви крушины, растущей у начала подъема из ущелья, и из-за них вышла в своей курточке с узором из висящих светлых нитей на груди Тритонка. Она была чуть старше Мышовки, и на ее пояске было на один листок больше. Что-то она прокричала, увидев Мышовку, но тот ее не услышал из-за грохота падающей рядом воды. Тогда он, снова прыгая через крупные галечные камни, подбежал к ней.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Ты здесь ходишь! – произнесла она. Холодный и влажный ветерок, веявший со стороны водопада, шевелил ее падавшие на плечи светлые волосы приятного оттенка. Такого же цвета были у нее ресницы над большими голубыми глазами. Вот, у Мышовки волосы тоже были похожего цвета или даже такие же, но глаза карие.

– А что такое? – спросил Мышовка.

– Ты же хотел идти в Большую Долину, – сказала Тритонка. – Все, кто уходит, сейчас сядут есть – и после еды пойдут.

– О, я тогда пошел наверх! – сказал Мышовка и поспешил по тропинке между скал наверх – к пещере.

Подниматься было труднее, чем спускаться, и чтобы ускорить продвижение, Мышовка иногда хватался за ветви растущего из расщелин кустарника и подтягивался на них выше. Но вот, наконец, сверху раздались голоса, у большого раскидистого куста, растопырившего ветви над склоном ущелья, показались стоявшие, о чем-то разговаривая, Серая Рысь и Волк. Мышовка обогнул последний на пути желтовато-серый выступ скалы и вышел на землистую площадку перед широким и низким входом в пещеру, напоминавшим огромную горизонтальную щель в далее уже полого поднимавшихся наверх, прикрытых частично землей, травой и кустами скалах. Легко дымился белесо-серый выложенный большими плоскими камнями очаг при входе, и возле него на подушках из набитых травой оленьих шкур уже сидели мужчины, собиравшиеся на охотничью разведку в Большую Долину. Они ели рыбу, отщипывая от нее кусочки и бросая на угли очага тонкие косточки, заедали каленым сосновым зерном, которое брали из лубяной посудины, и пили кисловатую чуть сброженную воду из прошлогодних ягод, передавая друг другу наполненный ею выдолбленный осиновый чурбанчик. Остальные сородичи ходили перед пещерой, исчезали в ее глубине и появлялись обратно, заканчивая утренние дела. Сайга и Выхухоль вениками сметали налетевшую пыль с растянутых на вбитых в землю колышках по площадке и сушившихся двух оленьих шкур. Проходившая мимо Куланиха – старшая женщина в роду, взглянула на шкуры и стала говорить, что уже хватит высушивать их и сегодня же надо их сложить в небольшой пещерке поодаль, где хранились разные вещи, которые не любили влажность.

Мышовка, увидев, что мужчины, с которыми он собирался идти на разведку, действительно, сели кушать, тут же подбежал к ним. Старший из них – Дхоле, муж Бурой Рыси – дочери самой Куланихи, взглянул на мальчика и произнес, улыбнувшись:

– О, вот и четвертый пришел! А я уже думал, что четвертый нашел дела поважнее, – и продолжил есть рыбу.

– Нет, я здесь! – выдохнул сходу Мышовка и тоже присел у очага, источавшего жар с запахом золы, жареной рыбы, душистых трав и каленого соснового зерна. Он взял с холодного плоского камня, сверху застеленного куском шкуры, жареную рыбину и принялся есть ее, отламывая кусочки мягкого крошащегося мяса и отделяя их от упругих косточек, тонких как черешок травяного листа.

– Ешь зерно, – сказал Львенок, муж другой – уже погибшей, дочери Куланихи, которого часто называли Мудрым. Он придвинул к Мышовке сшитую из коры миску с каленым сосновым зерном. А сам принялся доедать рыбью голову.

– Не хочу, – ответил Мышовка, с аппетитом уплетая рыбу. – Я не люблю есть зерно по утрам.

Взрослые мужчины рассмеялись.

– Я, когда был маленький, тоже предпочитал зерну рыбу или птицу, – заметил Дхоле и обвел взглядом Львенка и его сына молодого Коршуна – третьего из собиравшихся сегодня на охотничью разведку.

– Почему? – спросил Львенок.

– Дети едят мясо и растут, – сказал Дхоле. – Мясо животного переходит к ним.

– Говорят так, – кивнул Львенок. – Но почему через несколько смен лета и зимы после того как человек стал способен к интимной связи с женщиной, он перестает расти, хотя ест мясо?

– Значит, больше того, насколько человек вырастает, Творец ему вырасти не дает, – ответил Дхоле. – Я сам видел, что дети, когда животные уходят, и мяса становится мало, растут хуже. Все до одного. И больше болеют. Хотя едят зерно и рогоз. Вот, Создатель и сделал так, чтобы детям хотелось больше мяса, а не зерна.

– Я больше люблю рыбу, чем бизона, – сказал Мышовка, с интересом прислушивавшийся к рассуждениям Дхоле и Львенка.

– У бизона мясо тяжелое, – согласился Дхоле. – а у рыбы или птицы мясо легкое, нежное. Но взрослый человек надолго не наестся рыбой или птицей. Вот, сейчас и пойдем посмотрим, где бизоны. Оленина уже заканчивается, – он вынул из-за пояса плетеную из жесткой травы мочалку и вытер руки и губы от от рыбьих остатков.

– Да, оленя надолго не хватает, – сказал Коршун. Мышовка потянулся к стоявшему в стороне чурбанчику с ягодной водой, и он, положив на камень недоеденную рыбу, обеими руками взял чурбанчик и переставил ближе к мальчику. Взяв чурбанчик тоже обеими руками, так как поднять тот одной рукой еще не удавалось, Мышовка наклонил голову и отхлебнул кисловатой ароматной воды, чтобы запить жирную рыбу. Приятная на запах, вода из прошлогодних ягод была не слишком хороша на вкус, но свежих ягод сейчас, в начале лета, еще нигде не было.

Напившись, Мышовка поставил чурбанчик с остатками воды на место, а Коршун вспоминал и рассказывал, как впервые добыл серого оленя сам. Было это несколько перекочевок тому назад, и тогда с Коршуна торжественно сняли детский пояс. С тех пор каждые весну и осень на праздничных сходах племени при впадении реки Тихой в Реку-Мать он гулял и веселился с девушками из других родов, но еще ни одна из них не позвала его с собой. Молча выслушав рассказ Коршуна и вновь повторенные им слова о том, что мяса одного оленя мало для долгого пропитания такого большого рода, как Дети Серны, Дхоле согласно кивнул и проговорил:

– Олень – слабая добыча по-настоящему. Он чуткий и быстрый, но быстро погибает, если в него метко попасть копьем. Поэтому мы чаще даем охотиться на оленей вырастающим детям, чтобы определить, когда их можно считать настоящими взрослыми. А обычно же мы добываем бизонов: у бизона мясо хорошее, сытное, и сам он большой, его можно долго есть.

Читать дальше