Елена Басалаева - Счастливая была

– Немного.

– Ну, сколько? Пять?

– Может, и пять, – неопределённо ответила Люба. – Ладно, давай, пока. Созвонимся как-нибудь по этому номеру.

Больше она не звонила. Ни с этого номера, ни с другого.

Андрей нашёл меня во ВКонтакте, попросился в «друзья» и ставил «сердечки» на моих фотографиях. Мы ничего не писали друг другу, и через полгода я удалила его.

В этой же сети я нашла и Любу, поздравляла её с новым годом и днём рождения, но она долго ничего не отвечала. Я терпеливо ждала, зная, что в её суматошной жизни может ещё оказаться и так, что и страница на самом деле не её или поделена с кем-нибудь другим.

Наконец она отозвалась, поинтересовалась, как живу я.

«А у меня всё хорошо», – написала Люба.

И кому-кому, а ей нельзя было не поверить – ей, которая понимала жизнь только как праздник и научила меня тому, что даже на последние две тысячи можно купить платье.

– Граждане, женщину пропустите без очереди на рентген. Документы приготовьте. Паспорт есть? – привычным распорядительным тоном говорила лекарша травмпункта, высокая дама с суровым лицом.

Трое несчастливцев, сидящих в коридоре, неприязненно оглядели новоприбывшую, которой повезло попасть в нужный кабинет на несколько минут раньше них.

Пациентку бережно положили на жёсткий стол. Пока укрывали свинцовым фартуком, случайно задели ногу. Ноющая боль в опухшей щиколотке запульсировала, застучала.

– Может, ушиб ещё? – почему-то с надеждой спросила медсестра.

Врач покачала головой:

– Нога в неестественном положении.

Загудел рентгеновский аппарат. Полоса света прошла над повреждённой ногой, боль в которой утихомирилась, затаилась до нового неосторожного движения.

Машина прожужжала и щёлкнула. Надя подумала, что это всё, но после первого снимка стали делать ещё один, оттягивая окончательный вердикт. Наконец после долгих тревожных минут врач произнесла ожидаемое:

– Перелом.

Муж у Нади Плотниковой работал юристом. И не просто юристом – он держал собственную юридическую компанию, в которой постоянно трудились трое его университетских приятелей, да еще числились несколько человек на подсобных работах. Юрфирма специализировалась на разрешении споров между представителями различных услуг и заказчиками, а также на организации предвыборных кампаний в городах нашей Родины. Каждый год Андрей пропадал на два-три месяца, помогая очередному выдвиженцу из Новосибирска, Читы или Перми занять пост главы города. А Надя оставалась одна с детьми.

Конечно, всего через шесть остановок жили Андреевы родители, предлагавшие свою помощь с такой холодной вежливостью, что после того, как младшая пошла в садик, пропало всякое желание её принимать. Из мужниной родни к Наде по-доброму относилась бабушка – обладательница широкого сердца и просторной квартиры-сталинки, в которой они сейчас и проживали. Ещё на свадьбе старушка смотрела на дорогого внука и его невесту такими сияющими глазами, что Надя диву давалась: в них читалось одно только пожелание счастья молодым. Поселиться в её квартире бабушка предложила сама, и вела себя, вопреки Надиным опасливым ожиданиям, так, будто была в этих трёх комнатах с высокими потолками не хозяйкой, а гостьей. Со старшим правнуком Сашкой она охотно нянчилась, но помогала всегда только если её об этом просили. Много времени проводила у компьютера – общалась со своей роднёй из Краснодара. А год спустя после рождения Ксюши неожиданно объявила:

– Уезжаю, детки. Поеду к своим в Краснодар. Этот дом теперь ваш.

На Андрея она тогда написала дарственную. Надя смотрела на подготовку документов, на упакованные в коробки вещи и долго не могла поверить, что старуха в самом деле уезжает. Надя никогда не обижала её, относилась с должным почтением, справлялась о здоровье, но и слова не сказала за всё продолжительное время, пока родственница собиралась в путь. Очень могло быть, что бабушка этого слова ждала, притом именно от Нади, – но, не дождавшись, уехала.

Свои родители у Нади были далеко и видели внуков только летом, да и то не каждый год. У институтской подруги, с которой в юности были не разлей вода, просить помощи было, конечно, неловко: там своя семья, свои проблемы.

А помощи Наде хотелось. В первую неделю после отъезда Андрея она даже наслаждалась свободой: не нужно было никому гладить рубашки (детям покупали немнущиеся водолазки и трикотажные кофты), на ужин отпадала необходимость жарить котлеты или, хуже того, чистить нелюбимую Надеждой рыбу. Но уже к концу второй недели Надя была готова и на котлеты, и на рыбу, и на рубашки, и Бог знает ещё на что, лишь бы только Андрей был рядом. Утром приходилось будить детей, которые никак не желали вставать сразу, а, вставая, таскались по квартире как сонные мухи, доводя Надю до крика. В обед Ксюша возвращалась сама, благо школа была совсем рядом, но за уроки ни она, ни Сашка не садились, пока Надя не приходила с работы. Ксюше, правда, задавали всего ничего: заштриховать картинку, посчитать элементарные примеры, написать ряды крючочков и буковок в прописи. Но и с этими пустяковыми заданиями она справлялась, мягко говоря, не блестяще. Крючочки и буквы то вырастали в два раза выше печатных образцов, то падали набок; картинки раскрашивались неаккуратно; примеры решались с ошибками. Но больше всего Надю расстраивало то, что Ксюша была абсолютно равнодушна к стихам. Несколько раз ей задавали прочитать стихотворения и ответить на несколько вопросов в учебнике.

– Какие чувства вы испытываете при чтении этого стихотворения? – читала в книге Надя, испытующе поглядывая на дочку.

– Ску-ку, – отвечала Ксюша.

Надя стала убеждать себя, что это временно, однако отлично помнила, что сама в этом же возрасте не только читала, но и знала наизусть стихи Благининой, Барто, Маршака и даже рисовала к ним иллюстрации.

Сашка читать любил. К одиннадцати годам он проштудировал «Таинственный остров», «Капитана Немо», «Робинзона Крузо», «Чародеев» и ещё, наверное, с десяток приключенческих книг. По школьной программе он толком не читал почти ничего, но, видно, умел с ходу понять, что обсуждается на уроке, добавить пару фраз в дискуссию, и получал четвёрки, а то и пятёрки. Но, если с русским и литературой у Сашки не было проблем (больше всего благодаря взаимной симпатии к учительнице Юлии Николаевне), то на других предметах он часто хватал тройки и даже двойки. С детства Сашка отличался вспыльчивостью, обижался мгновенно, в иные моменты мог пустить в ход кулаки. Боясь осуждения, Надя объясняла первой классной руководительнице Сашкино поведение просто особенностями характера, хотя с пяти лет сын состоял на учёте у невролога.