Валентина Русакова - Розы в моем окне. Маленькие рассказы

Приходили соседи и, стоя в дверях, говорили маме: «Не жилец она у тебя, Маня». Приносили кто лепешку, кто кружку молока. Осенью папа прислал 100 рублей и велел ехать в Москву, там врачи должны помочь.

Стали мы собираться в Москву. Но в Москву еще должны были впустить, тогда была пропускная система. Да и 100 рублей на такую далекую поездку не хватило бы.

У нас на грядках поспевали тыквы (весной добрые люди дали нам семена). Моя сестра Нина привязывала по две тыквы на коромысло и шла пешком 30 км в город Чистополь на рынок, продавать.

Наступил октябрь. Пришли холода. Надо ехать. Дорога дальняя, есть нечего, одежды нет. Одели на себя все, что осталось, соорудили тачку с одним колесом. Положили в тачку сухое сено, уложили меня, в ноги мне поставили еду: несколько картофелин, высушенную тыкву и бидон воды.

Добравшись до города мы несколько дней не могли попасть ни на одну баржу, пока не дали охране сухого табаку. Этот табак наша соседка вырастила у себя на огороде, высушила и дала нам в дорогу. «Пригодится», -сказала она.

По Волге сплавляли плоты из бревен, вот на них то мы и доплыли до Казани. К пристани причалила баржа и стала разгружать мешки с солью. Разгружали солдаты, говорили что это военнопленные. Когда мама спросила одного из них: «Сынок, вы с фронта?». «Нет мамаша, мы из тюрьмы…»

Мешки рвались, соль сыпалась на землю, но ни щепотки подобрать было нельзя. Время было такое. Охранники не подпускали, грозили расстрелом.

Наше путешествие до Москвы длилось почти полтора месяца: на баржах с углем, на попутных машинах, на поездах. Ни смотря ни на что: без билетов, пропусков, мы – я, мама и сестра Нина, все же добрались до Москвы.

Врач в Москве сразу же отправил меня в больницу за город – в Переделкино, ее почему-то называли больница Баковка.

Во время войны дети, познав голод, холод, болезни, быстро взрослели.

Село Федоровское в Жуковском районе Калужской области России. Входит в сельское поселение «Село Трубино». Расположено на правом берегу Протвы в 4 км к юго-юго-западу от Жукова, в 13 км к юго-юго-востоку от Обнинска, в 57 км к северо-северо-востоку от Калуги, в 85 км от МКАД.

Село Галактионово в Чистопольском районе, на берегу Куйбышевского водохранилища, в 11 км к западу от г. Чистополь. На 2002 г. – 113 жителей (русские). Свиноводство.

Основано в 18 в. В дореволюционных источниках известно как Жукотино, Никольское, Савино Городище, Савин Городок. До реформы 1861 г. жители относились к категории помещичьих крестьян. Занимались земледелием, разведением скота. В начале 20 в. в Галактионово функционировали церковь во имя Св. Николая Чудотворца, церковно-приходская школа, 2 ветряные мельницы, мелочная лавка.

В этот период земельный надел сельской общины составлял 1028,7 дес.

До 1920 г. село входило в Старо-Иванаевскую волость Чистопольского уезда Казанской губернии. С 1920 г. в составе Чистопольского кантона Татарской АССР. С 10.08.1930 г. в Чистопольском районе.

Число жителей: в 1782 г. – 383 души мужского пола, в 1859 г. – 583, в 1897 г. – 781, в 1908 г. – 1074, в 1920 г. – 1192, в 1926 г. – 1284, в 1938 г. – 1052, в 1949 г. – 614, в 1958 г. – 410, в 1970 г. – 219, в 1979 г. – 87, в 1989 г. – 80 чел.

Молодежь, наверное, и не знает, что когда-то перчатки были не то чтобы в моде, они были жизненной необходимостью.

Тогда, в далекие годы войны, мы вязали перчатки, перчатки особого фасона: вывязывался большой и указательный пальцы, а для остальных пальцев вывязывался совместный отдельный «домик».

Когда началась война, мне было только 10 лет. Мою семью эвакуировали в приуралье – город Чистополь. В село Галактионово, где были созданы артели, где все, кто хоть как-то умел держать в руках спицы, вязали перчатки для фронта. В холодное время года они были очень удобны для того, чтобы нажимать на курок, стрелять, писать на морозе.

Мы – дети 10—13 лет старались не отставать от взрослых вязальщиц, торопились, вязали. Электричества не было, вязали по вечерам при лучине. А днем ходили в школу, делали уроки, собирали траву.

Да, да – траву, которая была частью нашей еды. Чтобы не умереть с голоду, по весне рвали все зеленое: крапиву, лебеду, что-то еще, на что указывали нам взрослые.

За пару перчаток колхоз выдавал 400 грамм мякины. Великая радость – ты помогала семье выжить, ты помогала фронту воевать.

Мякина – это отходы молотьбы растений, шелуха, проще говоря. Обычно используют на корм скоту. Но….тогда была война….

Мама обдавала траву кипятком, смешивала с мякиной, лепила лепешки. Это было бесконечно вкусно! Другой еды у нас не было и взять было негде.

Во так, вязание перчаток стало вопросом выживания и нашей маленькой помощью для приближения Победы. Победу мы очень….очень… ждали… Все.

Церковные праздники после войны вся деревня отмечала весело и дружно. За две недели до Пасхи в тарелочки с водой бросали овес, чтобы к празднику он взошел и подрос. Красили яйца кожурой от репчатого лука и укладывали их в тарелочки в подросший зеленый овес. Тарелочку ставили на середину стола.

После холодной и белой зимы – такой веселой тарелочке – глаз радуется и на душе светлее. Народ идет в церковь куличи святить. А бабушка Маня сидит на скамеечке, никуда не торопится.

Подошла я к бабушке и спрашиваю:

– Почему вы бабушка Маня в церковь не идете куличи святить. В Бога не верите?

– Присядь рядом, девонька, – отвечает бабушка. Во время войны мы попали между двух фронтов в районе Ржева. 15 месяцев мы жили под оккупантами. Слышала какие бои там были?

Мы жили в землянках, немцы – в наших домах. Они прикрывались нами как живым щитом. Однажды, нас всех согнали в колонну и куда-то погнали по дороге на Сычевку. Мы еле шли – голодные, холодные. Валенки и шапки немцы с нас сняли, сами одели. В ту зиму холод стоял крепкий.

Матери несли маленьких детей на руках. А в спину им постоянно прикладами немецкие охранники тыкали. Если мать от усталости падала на колени и ребенок выскальзывал из ее замерших рук, подбегал немец и штыком винтовки отшвыривал ребенка в сугроб, чтобы не мешал движению колонны. За любой крик и стон расстреливали на месте.

Бабушка Маня подняла глаза к небу, по морщинистой щеке текла слеза.