Владимир Гурвич - Водоворот

– Все, кто меня вспоминают, задают один и тот же вопрос: что со мной случилось? – произнес Маслов. – Вы тоже хотите его задать?

– Хотя бы вкратце.

– Вкратце, так вкратце. Все очень обыденно. Была жена, которую я боготворил. Она ушла от меня, а я запил. И с тех пор до конца так и не вышел из запоя. Здесь меня держат не столько за былые достижения, сколько за то, что я соглашаюсь получать меньше всех. Прошу вас, Валерий Станиславович, не надо сопереживаний. Я прекрасно осознаю, что получил по заслугам.

– Хорошо, не буду. Вы ведь хотели поговорить со мной о чем другом.

– Вы правы. О нашем замечательном театре.

– Давайте. Что вы хотите мне сказать?

– Я безмерно рад, что вы пришли к нам главным режиссером. Эта первое хорошее событие в моей жизни за последние лет десять. А то и больше.

– В таком случае, мне тоже приятно.

Маслов неопределенно покачал головой.

– Не так все радужно. Вы до конца не представляете, что такое наш театр.

– Объясните.

– Во-первых, это мертвое и не проходимое болото. Здесь давно никто не помышляет делать искусство.

– Чем же в таком случае занимается народ?

– Руководство набивает карманы деньгами. Оно думает, что никто ничего не знает. Все знают, только молчат. Иначе быстро окажешься на улице. Но это вас не должно сильно волновать.

– Тогда давайте о том, что касается лично меня.

– К этому и подхожу. Здесь собрались артисты, которых по большому счету ничего не интересует. Под словом «ничего» я понимаю искусство. Всем заправляет ваша тезка Валерия Станиславна и ее муж. Я на своем веку видел немало бездарным режиссеров, но Егор даст им немалую фору. При этом он высокого мнения о своем таланте. Это ему постоянно внушает его супруга.

– Плавно переходим к ней.

Маслов посмотрел на Юхнова и усмехнулся.

– У меня есть опасение, что уже скоро вам будет не юмора.

– Она плохая актриса?

– Актриса она, как раз, очень неплохая. Беда в другом, у нее совсем иные приоритеты.

– Чего же она добивается?

– Для нее самое важное – это ее привилегированное положение в театре. Ей нравится тут властвовать, всем заправлять. У нее одна задача – все должны ходить перед ней по струночке и выполнять ее волю. А она у нее, к несчастью, железная, вам будет нелегко с ней совладать.

– Она уже объявила мне войну.

– Быстро. Впрочем, этого следовало ожидать.

– Скажите, Юрий Васильевич, а нормальные актеры тут есть, то есть те, которых интересует искусство?

– Как вам сказать, потенциально есть. Но за время работы в этом театре, люди опускают руки, перестают об этом думать. Да и зачем, все равно это бесполезно, никто тут не позволит заняться искусством. В общем, ситуация безрадостная.

– Ну, а вы, Юрий Васильевич, пытаетесь здесь заниматься искусством? Когда-то это у вас прекрасно получалось.

Несколько мгновений Маслов молчал.

– Вы правы, когда-то. Но это было в другой жизни. Сейчас я лишь хочу получать свои небольшие деньги и ни о чем не беспокоиться. Ко мне тут по-своему неплохо относятся; когда я ухожу в запой, меня особенно никто не беспокоит. На сцене подменяют другие артисты, а когда я выхожу, никто меня этим не попрекает, все делают вид, что ничего не произошло.

– Хотите сказать, что вы мне не помощник.

– Я готов идти за вами, но не с вами. Вы очень талантливы, очень самобытны, а тут таких на дух не переносят. Они вас сожрут.

Юхнов посмотрел на Маслова и усмехнулся.

– Пока же не сожрали, буду делать то, что наметил.

– И что именно? – В голосе Маслова впервые прорезался интерес.

– Скоро узнаете.

– Не доверяете, – грустно вздохнул Маслов. – И правильно делаете. Алкаши самые ненадежные люди, за бутылку мать родную продадут. Но если у вас будет для меня хорошая роль… – Он с надеждой посмотрел на режиссера.

– Я обязательно буду иметь это в виду.

– Спасибо. А я уже пришел. – Маслов показал на дом. – Я живу совсем рядом с театром – еще одна причина, чтобы зубами держаться за это место. Не приглашаю, у меня слишком большой беспорядок.

– Пригласите, когда наведете порядок. Договорились? Нам есть о чем еще поговорить.

– Хорошо. Спасибо, что уделили мне внимания. – Маслов протянул руку, Юхнов ее пожал. Она была дряблой, это была рука старого, безвольного человека. Невольно в воображении Юхнова возник молодой Маслов, невероятно живой, обаятельный, играющий так замечательно, что его игру хотелось пересматривать снова и снова.

Юхнов знал за собой одну черту – он был склонен крушить то место, в котором оказывался. И не всегда это делал полностью обдуманно. Эта черта вызывала у многих резкое отторжение, лишала значительную часть союзников и единомышленников, что нередко приводило к тому, что он оставался в полном одиночестве.

Юхнов сам понимал, что не всегда был прав в своем стремление все разрушить и начать с чистого листа. Но подсознательно в нем жила потребность таких поступков. Он оправдывал себя тем, что это позволяло в кратчайшие сроки избавиться от всего того хлама, которое мешало возводить другое здание. Да, подчас в этих обломках заключалось что-то ценное, что стоило бы сохранить. Но где взять на это время и силы, чтобы отделить зерна от плевел. Гораздо лучше все сравнять с землей и приступить к строительству нового сооружения с нулевого цикла.

Но сейчас Юхнов немного неожиданно для себя решил не спешить, несмотря даже на то, что у него был совсем маленький срок на то, чтобы сделать театр самоокупаемым. Но он подумал, что лучше потратить некоторое время на то, чтобы понять, что следует оставить, а что безжалостно отправить в утиль. К тому же он решил, что ему надо некоторый период для окончательного формирования своей программы действий. Да, ему очень не терпелось приступить к работе немедленно, но если быть честным с самим собой – готов ли он по-настоящему это делать? Да, он верил в свой талант, в свои созидательные силы, но ведь их надо подкреплять реальной программой, а не только декларациями.

Юхнов решил пересмотреть для начала хотя бы часть репертуара. Вдруг он все же ошибается, не все так уж плохо в театре, возможно, есть что-то стоящее, что можно взять с собой в будущее. Конечно, контуры спектакля «Княжна Мери» повергли его в самый настоящий шок. Но неудача может постигнуть каждого, он сам имеет на своем лицевом счету несколько крайне плохих постановок. Юхнов отлично помнил, с какой радостью его недоброжелатели обсасывали его промахи. И он не хочет уподобляться им. Этому Егору Тимощуку надо дать шанс поправить свою репутацию. Не может быть, чтобы у него совсем не было успешных работ. Так редко бывает, когда все бездарно. Но все же бывает.

К тому же Юхнов хотел дать коллективу возможность немного успокоить эмоции. Разговор с Дивеевой оставил у него неприятный осадок; опять все идет по старой схеме, ведущей его прямой дорогой к конфликту со всей труппой. Возможно, эта дама не сильно преувеличивала, когда уверяла, что способна настроить в театре всех против него. С этим в жизни он уже сталкивался, а потому вовсе не считал подобные угрозы выдуманными. Как раз так часто и происходит, когда лидеры принуждают всех остальных занять солидарную позицию. В противном случае не согласных ждет остракизм. Тех же, кто готов подвергнуть себя подобному риску, всегда очень мало.