Алексей Ефремов - Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!

Здание заводоуправления впечатляет своими размерами и архитектурой. Вхожу в огромный кабинет, обшитый полированными деревянными панелями. Директор раздражен: оказывается, это первый заезд солдат в гражданское общежитие. Раньше подобные команды расквартировывали в танковом полку, о котором меня предупреждал Новак. В выходной заводское руководство решило проверить, как разместились гости. Не обнаружив старшего, начальство было очень удивлено и чудом удержалось, чтобы не сообщить по месту службы. Этого бы мне только не хватало. Директор добросовестно промывает мне мозги. В ответ я возмущенно гоню какую-то лажу про заботу о молодом пополнении. При этом в душе я ему благодарен за то, что не позвонил в полк. Выйдя из кабинета, облегченно вздыхаю и, автоматически поправляя сзади складку на гимнастерке, с радостью ощущаю мягкую податливость кожаного ремня, который в выходной выпросил у своего одноклассника Вовки, отслужившего на границе еще три года назад. Теперь этот ремень существенно поднимает мой статус, пока что в собственных глазах: духи еще не понимают разницы, а гражданским все равно, за исключением, может быть, отслуживших. Проникаю на территорию завода, на улице жара. Бойцов моих используют на самых поганых работах типа зачистки цементных вагонов после разгрузки, не обременяя себя выдачей средств индивидуальной защиты. И все равно это лучше, чем в казарме. Их уже начали подкармливать местные сердобольные женщины, таскают им бутерброды, свои такие же где-то служат. Маюсь от безделья и, наконец выбрав укромное место на мягком песочке за бетонными блоками, отбиваюсь, наказав разбудить к обеду. Завод производит оргстекло, и я уже озабочен мыслью о строгом наказе «дедушек» привезти в полк побольше разноцветных отходов. Они идут на производство фирменных дембельских наборов – «тюльпанов», скоростных автомобильных ручек и стекол для часов.

Наборные набалдашники для ручек коробок передач были тогда в моде. Стекла для часов тоже ничего, я потом сделаю себе на память. Обычное стекло из часов вынималось и вместо него вставлялось новое, из толстого оргстекла, отполированное и волнообразно сформованное по краям. Изнутри специальным сверлом вырезалась розочка и красилась в нужный цвет, смотрелось необычно, как голограмма. Также практиковались покрытые лаком доски с выжженным изображением писающего брюссельского мальчика, брелки и те же ручки с залитыми эпоксидкой тарантулами, которые в изобилии водились в местных песках, правда не такие крупные, как в Азии. Ходили слухи об их смертельной ядовитости, хотя мне не довелось видеть ни одного пострадавшего. Ловили пауков на привязанные к нитке пластилиновые шарики, которые опускались в нору, тарантул кусал его и прилипал. Также из оргстекла делали специальные шарики, которые закатывали в пенис для качественного изменения мужского достоинства. Правда, для этого с успехом использовались ручки от зубных щеток, но об этом позже. А вот «тюльпаны» – это было нечто. С точки зрения функционала или эстетики они не представляли большого интереса, но, отдавая дань традиции, «дед» не мог полноценно ощущать себя, если не занимался последние полгода производством дембельского букета.

Для основания брался толстый кусок белого или прозрачного оргстекла (2-3 см), из которого вырезался асимметричный треугольник, края его волнообразно формировались, после чего он полировался до зеркального блеска. Для придания подставке цвета девственной нежности снизу приклеивалось тонкое перламутровое стекло. В плоскости высверливались три отверстия для будущих тюльпанов, затем из белого оргстекла вырезались тонкие стебельки, из зеленого – листья, из красного и желтого пропеллеры с отверстием в середине. Все это шлифовалось нулевкой специально назначенными бойцами, после чего с помощью паяльника стеблям и листьям придавалась более естественная, изогнутая форма, а пропеллеры превращались в разноцветные бутоны. Потом все великолепие склеивалось специальным клеем или ацетоном. А окончательно собиралось уже дома и какое-то время пылилось на фамильных секретерах. Когда пришел мой срок, я не смог себя заставить этим заняться.

Вечером следующего дня, отыграв в волейбол, сижу у входа в общагу и тихонько тревожу струны привезенной гитары, наблюдая за снующим женским контингентом. Ко мне подходят два наиболее продвинутых бойца из моей команды, Иващенко и Карманов, оба как на подбор гвардейского роста.

– Товарищ сержант, вы приглашаетесь на праздничный ужин… – Похоже, время в выходные зря не теряли.

– Через 15 минут, – добавляет Иващенко.

– Разрешите, – протягивает он руку к гитаре.

Отдаю инструмент, и он играет цыганочку мягким, красивым перебором. Классический ловелас – высокий, чернявый, смазливый, фактурный, да еще гитарист.

– Пора, – объявляет Карманов и берется за ручку двери.

Поднимаемся на седьмой этаж. В уютной комнате на столе знакомый натюрморт. Дымится картошечка, котлеты, салат, овощи, масло без ограничений, колбаса, лимонад, две бутылки водки. Нас ждут, девчонок две и один из нас явно лишний, но думаю, что это не я, у меня как у сержанта льготы. Знакомимся. Рыжая, глазастая Люська довольно симпатичная, крашеная брюнетка Лариска страшна как судный день, но на безрыбье… Передавая друг другу инструмент, создаем с Иващенко непринужденную обстановку. После первого стакана и неожиданно приглушенного света Лариска неожиданно притягательно преображается. Водка хорошо идет под огурчик, девки пьют наравне с нами.

Вторая бутылка подходит к концу, когда между леди возникают неожиданные разногласия. Люська, явно насмехаясь, что-то говорит подруге, и та резко, наотмашь бьет ее по лицу, после чего Люська запускает пятерни в вороненые кудри оппонента. Нет, наверное, ничего страшнее и омерзительнее женской драки. Мы забиваемся в углы, и я еле успеваю убирать гитару с линии очередной атаки. Представители слабого пола дерутся насмерть, являя собой классический пример бесстрашия, спровоцированного состоянием аффекта. От неожиданности даже не пытаемся их разнять. Драка заканчивается так же спонтанно, как и началась, и они уже ревут в голос, каждая на своей кровати. Подсаживаюсь к Люське, успокаиваю, поглаживая по огненным, растрепанным в потасовке волосам. На соседней кровати сюсюкает с Лариской Иващенко. Карманов обреченно вздыхает и тихо испаряется.

Люська тихонько всхлипывает и быстро слабеет от ласки. Рука же моя, скользнув по шее и спине, неожиданно ныряет под футболку навыпуск с надписью «Москва-80». Трепещущая плоть взрывает мозг ослепительной вспышкой адреналина. Где-то в закоулке на секунду возникает образ армянина Миши с нашего призыва. Миша уже устроился на блатную должность в столовке, но, измученный недостатком эндорфина, связанного с отсутствием физиологических радостей, все же посетил финский домик на окраине военного городка, где проживали печально известные всему гарнизону сестры. В довесок к долгожданному удовольствию Миша заполучил классический триппер и загремел в госпиталь, откуда после благополучного исцеления сгинул в войсках на бескрайних просторах, объединенных союзом братских республик.