Михаил Бурлаков - Без чувств. Хроника наших дней

Но силы находятся, и мы решаем подойти к компании трех девушек, сидящих возле бара, размалеванных, довольно вульгарно одетых, но при этом не менее сексуальных, чем все остальные, после приема на грудь добрых нескольких сотен грамм алкоголя.

Мои невнятные заигрывания с одной из них (кажется, ее зовут Илона) заставляют нас перебазироваться за стол, где мы сидим уже более развернуто, заказываем блюда и пытаемся покорить барышень широтой своей души, очень плотно связанной с толщиной бумажника, помноженного на либидо половозрелой жертвы гормонов.

Дэн рассказывает дамам краткие истории наших жизней, кто, как и почему. Ценность его как баснописца велика, потому что я вообще не понимаю, про кого он рассказывает. В это время моя рука ненавязчиво и будто случайно приобнимает ближайшую нимфу за талию.

Мы все смеемся, восклицаем и разыгрываем очень неплохую комедию, но прекрасно понимаем, кто чего хочет и почему мы здесь в этот четверг. Странно, но четверг в современной Москве стал почти что пятницей. А что? Уже без пяти минут пятница и уже далеко не середина недели. Значит можно отдыхать. Особенности современности поражают, прокатываясь по действительности стальным катком, подминая ее под свои ленивые желания.

Меня завлекает вся эта мизансцена, тем более начинают вырисовываться планы розыгрыша этой комбинации. Со мной рядом оказывается весьма ухоженная фигуристая и коротко стриженная блондинка, чьи пышные формы приводят меня в плотоядное неистовство. Я использую весь свой арсенал, пытаясь завладеть ее вниманием, а впоследствии и ей самой.

Недолго разглагольствуя и не меняя выражения лица, я предлагаю выйти покурить. К счастью, она соглашается и просит меня пропустить. Я уступаю проход, потом подмигиваю Дэну и выхожу из зала.

На улице мне в лицо ударяет прохладный ветер. Она стоит довольно пьяненькая, ищет чью-нибудь надежную руку с огнем, который поможет ей наладить подачу никотина в организм.

Мы стоим с ней вдвоем, курим, она рвано и откровенно рассказывает о том, что сейчас происходит в ее жизни. Оказывается, что она студентка последних курсов высшего учебного заведения, аббревиатуры которого я раньше никогда не слышал и потому не запоминаю. Она говорит, что пришла сегодня с однокурсницами, что живет одна, что очень любит собачек и даже что у нее не самая приятная ситуация в семье. Отец-гандон в свое время бросил их с мамой, и теперь она стала дикой феминисткой, поэтому ее раздражает какое-то излишнее внимание со стороны мужчин.

Выслушивая это, я попутно пытаюсь все-таки произвести на нее впечатление своей чуткостью, внимательностью и культурными манерами. Едва докурив, я предлагаю вернуться. Мы делаем по последней затяжке и, запустив бычки в урну, залетаем внутрь отогреться. Сегодняшняя летняя ночь оказывается не самой жаркой. Я уже держу ее за теплую талию и предвкушаю, какой красоты тело может это тепло источать.

За нашим столиком все уже поделено: одна из барышень, явно смутившись, ушла танцевать, другая осталась сидеть на месте, активно стимулируемая поглаживаниями моего товарища. Денис уже вовсю лапает ее везде, где только можно, очень аккуратно воздействуя на ее эрогенные зоны. По его подмигиваниям понимаю, что все идет в нужном направлении, и возможно у нас сегодня срастется что-то интересное.

Саня при этом аккуратно подбавляет дровишек в кострище беседы, пытаясь поддерживать температуру в этой печи. Но вид у него какой-то не бойцовский, видимо, перепил или просто опять не смог перебороть свою дурацкую привычку: он шедеврально умеет хамить, подъебывать и эксплуатировать, но иногда почему-то адски тупит и тормозит. Хотя вполне вероятно, что со стороны я выгляжу аналогично.

Моя сегодняшняя знакомая, в отличие от своей подруги, не реагирует на заигрывания. Как бы сильны ни были мои попытки завладеть ее объятиями, шеей, талией, да чем угодно, она очень умело и крайне настырно отводит мои руки в сторону.

Через несколько мгновений возвращается третья подруга, говорит моей что-то на ушко. Все три барышни по негласной команде разом встают и начинают с нами прощаться, как будто втроем снимают где-то квартиру и внезапно вспомнили, что забыли выключить дома газ.

В такие мгновения сложно описать словами всю полноту испытываемого облома. Но решение принято, и последствия приходится принимать, как лошадиную дозу яда, помешанную на переполняющее тебя чувство вожделения.

Мы расплачиваемся, и все идем на выход, чтобы потерять из виду такси, на котором дамы в итоге уезжают. Я смотрю проигравшим взглядом на Дэна. Он понимающе кивает и пожимает плечами. Сегодняшний вечер официально не сложился, и мы все подписались под этим актом лузерства.

Прохладный ночной ветерок, несущийся по Старой площади, откуда-то с Лубянки, обдувает меня. Я стою, засунув руки в карманы зауженных брюк, опираюсь плечом на одинокий и холодный столб автобусной остановки. Отвергнутый, но еще не протрезвевший, я пытаюсь придумать оправдание своему фейлу. Ебучий постмодернизм… и нужно ведь было в нем родиться! Мгновенное счастье упорхнуло, взмахнув короткой юбкой, из-под которой вырастали двумя колоннами длинные гладкие женские ноги.

И тут я вспоминаю, как докатился до такой жизни.

Как я, будучи ребенком в одной среднестатистической российской семье, проводя свое юношество за партой в школе на окраине Москвы, начинал похаживать на разные вечеринки к приятелям, где мы благополучно бухали первые разы в своей жизни, а затем, благодаря закономерному недостатку чувства меры, низвергали все это наружу. Как после встречали рассветы, слушая сопливый рэпчик на чьем-то плеере. Как я, запершись в комнате, с удовольствием лапал шикарную задницу подруги девушки моего лучшего на тот момент друга. Как потом я по уши влюбился в эту девушку лучшего друга и как осознал это, стоя между пролетами классической окраинной московской многоэтажки, выпуская порицаемые обществом клубы дыма.

Я отчетливо помню, как не имел ни малейшего представления о том, что будет дальше, чего ожидать от этой такой туманной, такой неизведанной, такой неоднозначной жизни. Я был уверен в одном: все сложно. Собственно, именно из-за такой формулировки позже у меня не срослось со второй моей девушкой – у нее, наоборот, все было слишком просто. Затем все пошло по накатанной: все, с кем бы я ни пытался вступать в отношения, меня обескураживали своими тараканами. Все девушки, о которых мало-мальски стоит упомянуть, требовали к себе крайне индивидуального подхода, у всех были свои амбиции, все планировали свою жизнь довольно четко, все думали слишком много. Феминизм, конечно, полностью дискредитировал себя в глазах думающего большинства, но, как ни странно, у меня не складывалось с девушками в первую очередь потому, что все они были крайне самодостаточными. Вот только я не был, я был проклятым идеалистом. Я всегда до неистовства желал платонических чувств и термоядерного порева. Как выяснилось, это мало сочетаемые вещи. Все девушки, с которыми я строил отношения, оказывались на поверку слишком взрослыми для меня во всех смыслах. Я уж не говорю про всяких прочих шалав, с которыми мне приходилось вполне искренне пытаться строить фальшивые отношения, в то время пока ими естественным образом жадно овладевали более циничные и пронырливые парни. Ах, эта наивная молодость! Конечно же, после двадцати пришлось повзрослеть. Просто потому, что все люди вокруг, с кем я пытался выстраивать отношения, оказывались на поверку какими-то трудными. В итоге пришлось самому стать таким, даже покруче. Но, как бы банально это ни звучало, «с волками жить – по-волчьи выть». Поэтому любовь была благополучно послана нахуй вместе с идеализмом, и потихоньку либидо завладело мной.