Михаил Бурлаков - Без чувств. Хроника наших дней

© Михаил Бурлаков, 2021

ISBN 978-5-4498-9977-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Люди, родившиеся в 90-х, – это последние аналоговые поколения, чья жизнь после цифровой революции в этом новом постиндустриальным мире никогда больше не будет прежней. Прощай, мир аналоговый, привет, мир цифровой. Если сегодня ты нигде не зарегистрирован и тебя нет в соцсетях, то это твоя эпитафия.

Мне не нужно выписывать ежемесячно по несколько синопсисов, штамповать сценарии для сериалов, бесконечно выдумывать сюжеты для книг. Моя книга – это моя история. Пусть выкусят все махнувшие рукой на саморазвитие или те, кто вообще уже разучился читать эти самые истории. Пусть все мыслящие неисправимо клипово пройдут мимо, ведь вы все равно уже закончились на этом, исчерпались, и потому никогда это не прочтете. А посему цифровому поколению Z, которое проиграло эту жизнь еще до своего рождения, посвящается…

Все совпадения в данном произведении абсолютно случайны. Все сходства людей или событий с реально существующими людьми или событиями выдуманы больной фантазией автора. Здесь описан ад и жесть преисподней. В действительности же реальная жизнь – сказка.

Хочу поблагодарить людей, без которых это произведение никогда бы не было написано, – Николая Полуянова, Наталью Абрамову, Левона Оганесяна, Эльдара Велишаева, Евгению Кузнецову, Максима Кладиева, Викторию Гоюк, Екатерину Акимову, Светлану Давыдову, Филиппа Левченко и многих других.

«В жизни бывает лишь один год, когда ты чувствуешь, что через тебя проходит время». Л. Парфенов

«Очень многие живут мелочной жизнью, очень многие умирают в 20 лет, только хоронят их в 80». Р. Шарма

«Ты – это среднее арифметическое тех людей, с которыми ты общаешься». Н. Абрамова

«I sit and talk to God and he just laughs at my plans». Robbie Williams – Feel

«Сейчас мы живем в мире, в котором на войне умирает меньше людей, чем от самоубийств, и порох гораздо менее опасен, чем сахар». А. Андреева

«История никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива? Я как историк не могу ни накормить, ни одеть людей, но могу внести некоторую ясность в их представления». Юваль Н. Харари

Моя история начинается в центре Москвы, на Китай-городе. Я стою в легком алкогольном экстазе в местной подворотне. На потрескавшейся стене дома напротив небрежно выведена изъезженная цитата: «за все в этой жизни приходится платить». Прозорливость этого неизвестного гения, безусловно, подкупала бы своей новизной, если бы только этим смыслом начисто не пропах московский воздух.

Уже в который раз в своей жизни я оказался один на один со своим беспонтовым вечером. Когда жизнь кажется такой пустой, бессмысленной, неинтересной, а твое существование в ней таким естественным, понятным и предсказуемым, что даже не хочется узнавать продолжение: ты точно знаешь, что за этим днем последует абсолютно такой же – чуть хуже, чуть лучше. А в целом, проживая их, отныне и впредь ты непременно будешь жалеть об упущенной молодости, которую уверенно теряешь, но при этом не мог и не сможешь ощутить или как-то потрогать. Она эфемерна.

Я стою слегка помятый, немножко упитый после одиннадцати рабочих часов, проведенных в офисе, затем в кафе с одной мадам и, наконец, в баре с элегантным названием «Ламбик», куда мы похаживаем с приятелями, просто чтобы иногда напоминать себе, что мы не лузеры и можем изредка хорошенечко нажраться, дабы забыть про бренность бытия.

Я и пара моих приятелей, Дэн и Саня, штурмуем заведение с амбициозным желанием увезти на коврах-самолетах телочек в закат на чью-нибудь квартиру. Правда, закат мы уже пропустили, да и поднабрались прилично кто чего.

Что Денис, что Саша – мои приятели из недавнего прошлого из разряда «бухали вместе». Те люди, которым звонишь, когда появляется желание попрожигать молодость, возникающее с каждым годом все реже. Те самые знакомые знакомых, с которыми познакомился когда-то на каких-то тусовках. Оба менеджеры среднего звена, один кажется из большой четверки, другой из какого-то именитого банка. Вроде как-то так, или наоборот. Этих контактов в телефонной книжке с каждым годом становится все больше, а в реальной памяти – все меньше.

Апогей успеха московского кутилы: нажраться до такой степени, когда приятели становятся знакомыми, девушки идентично привлекательными, бумажник бездонным, а цели на ночь менее конкретными. Это как будто позволяет тебе чувствовать время: ты в нем, именно там, где должен быть.

Удивительно, как сильно молодняк любит отдыхать в этом мегаполисе. При этом процентов сто дубасят себя в грудь от любви к родине, но тем не менее цинично хуесосят ее устои, неэффективность государственной политики и продажность чиновников. А каждый второй, видимо, по какой-то заложенной в генах привычке мечтает съебаться отсюда, чтобы непременно скучать и любить свою страну откуда-нибудь из-за рубежа. Этакая истинная любовь садомазохиста.

Мы внедряемся в полубар-полуклуб Liberty. На входе нас шмонают какие-то бестолковые хамоватые фейсконтролеры, окидывают презрительным взглядом, но все же ставят штампик с неоновой расшифровкой на руку. Хорошо еще, что не браслеты, которые в тесной толпе под светом огней делают тебя узником этой добровольной ночной тюряги. Еще мгновение, и мы отдаем свой верх в гардероб и просачиваемся на танцпол. Внутри заведение напоминает большой паб, в котором все столы расставили по краям, оставив место посередине, а после нагнали море пафосной молодежи, желающей порезвиться.

Мы пробираемся к бару. Как ни странно, за барной стойкой людей немного – парочка нализанных в слюни товарищей и компания девушек. Мы берем по несколько шотов, залпом выпиваем их, и нам становится совсем хорошо. В такие моменты обычно крайне приятно чувствовать, как на тебе зарабатывают деньги.

Меня почему-то начинает тошнить, то ли от количества выпитого, то ли от частоты посещений заведений данного формата. А я почему-то опять здесь и опять преследую свои почти уже необъяснимые цели.