Александр Куприянов - О! Как ты дерзок, Автандил!

А Катрин в свою очередь рассказала, что ей тридцать лет и она выросла в семье бакенщика, который каждый вечер зажигал фонари в лимане, и, может, поэтому она стала художником-осветителем. А потом у нее была свадьба, и у платья невесты, то есть у ее платья, сшитого из французского гипюра, был длинный шлейф. Она спокойно несла его на правой руке. А потом родилась девочка, и муж из морского мичмана, ходившего на военном гидрографическом судне, превратился в охранника частной фирмы, сейчас полстраны – в охранниках…

Через неделю Димичел снял маленькую квартирку недалеко от театра, и сначала они встречались там – один раз в неделю. На стенах квартиры висели бледные картины неизвестного художника – подделка под Камиля Писсарро, а еще там был старый, прошлого века, патефон. Они любили слушать пластинки с записями певцов, фамилий которых не знала даже Катрин – все-таки она была человеком нового поколения. А пьяный охранник кричал, что «твой подонок нас всех погубит», и грозился пристрелить Катрин и ее любовника. Наутро он валялся у нее в ногах, прося прощения, потому что любил и ее, и дочь. Димичел начал посылать в городок за Катрин свой джип и привозить ее в замок, чтобы муж был спокоен, потому что автомобиль-лосось в отсутствие Катрин стоял на стоянке. Что означало – она в театре, на работе, включает и выключает свои софиты.

Ночевать в доме Димичела она оставалась только в те дни, когда охранник выходил на объект. Он дежурил полные сутки, а потом три дня тихо пьянствовал.

За маленькой Юлой присматривала старуха – владелица съемной квартиры, старая сводница, она безоговорочно одобряла действия Катрин, потому что все местные мужчины, по ее мнению, могли добиться в жизни одного: поступить в охранники и купить лодку с японским мотором «тошиба», предел их мечтаний, а муж старухи так и не успел купить себе моторку – его по пьянке ударили гарпуном, рядом с сердцем, и он умер, не приходя в сознание, на берегу лимана. А ведь он был еще достаточно молод, чтобы так глупо умирать, а жена его потом быстро состарилась, хотя и была красавица, и она говорила Катрин, что Дими увезет ее отсюда и что у него есть не просто моторка с мотором «тошиба», а настоящая яхта, а охранник сам таскается по местным продавщицам, развратным шлюшкам, и она говорила, что надо узнавать мир, потому что он широк. Димичел платил старухе в месяц двести долларов – она покупала себе бананы, красное чилийское вино и новые браслеты. Юла называла старуху баба Шуша, хотя на самом деле она была Шушанна, но можно было предположить, что когда старуха была молодой, ее звали Сусанной. Старуха шамкала впалым ртом и вместо «Сусанна» у нее получалось «Шушанна». Она говорила «шолнышко», «шобака» и «шамоштоятельный шеловек». Последнее относилось к Димичелу.

Как ты можешь доверять, спрашивал Димичел Катрин, воспитание своей дочери какой-то полуграмотной старухе? Ведь она и слова-то не может правильно произнести.

Катрин улыбалась и возражала, что суть воспитания заключается не столько в умении правильно произносить слова – что тоже важно, сколько в умении быть добрым и любить людей.

Ты знаешь, говорила Катрин, даже вице-адмирал из нашего города доверяет своего внука – маленького мальчика – Шушанне. Она – его официальная няня! Все знают.

Ну уж если официальная и если сам вице-адмирал, шутливо разводил руками Димичел.

Вице-адмирал в их городе существовал в единственном лице, он был авторитетным человеком. Рыбаки с коричневыми лицами и в тапочках-вьетнамках приходили к нему советоваться на предмет установки сетей-оханов на калугу в подводных каналах лимана, потому что вице-адмирал знал лоцию здешних вод. Он составлял гидрографию лимана и руководил работой того судна, на котором когда-то ходил в недалекое море муж Катрин. По пьянке он любил хвастаться своими походами, и он не признавал слова «плавал». Плавает говно в проруби, объяснял он собутыльникам в баре, а настоящий моряк – ходит.

По всей вероятности, он считал себя настоящим моряком. Почти – морским волком.

Дими свирепо ревновал Катрин к мужу, а она все не уходила от своего охранника, и оба мужчины – и бывший мичман, и бывший олигарх – ревновали ее до дрожания губ, до выхватывания пистолетов, до обещания повеситься и до пощечин и разбивания очков о каменные стены виллы.

Димичел кричал, что любая церковь, кроме мусульманской, осуждает двоеженство, что нельзя спать одновременно с двумя мужчинами, а на исповеди она должна будет признаться, и тогда ее не допустят к причастию. И, кричал он, пороки и разврат окружают его всю жизнь, именно от них он и сбежал на мыс Убиенного, но, видимо, никуда ему не деться от гадостей мира. Что же ему теперь, до конца своей жизни качаться на качелях?! Очки в тонкой оправе-проволочке летели в каменную стену. Назавтра он заказывал в Италии новые. Через интернет-магазин.

Катрин рыдала и просила больше не присылать за ней машину, она не понимала, о каких качелях он говорит и что есть вещи сильнее и выше любви – их нельзя переступать, и божилась, что она не спит со своим мужем. Что было неправдой. Оба понимали. А через неделю все повторялось. Димичел давал через Катрин деньги на покупку лодки с мотором «тошиба», охранник замолкал на месяц. А через месяц пластинка играла снова, хотя и была уже порядком заезжена. Хотелось бы Димичелу понять, существует ли в мире иная музыка на тему любви и верности? Иногда он ловил себя на мысли о маргинальности своей последней и такой неожиданной любви. А кого он хотел встретить в здешних местах, где мужчины быстро спивались, а женщины после сорока превращались в старух? Королеву?! И тут же успокаивал себя. Катрин отличалась от всех местных. Во-первых, она была красива – говорили, что в мать, залетную актрису, которая недолго пожила с бакенщиком, а потом уехала на гастроли, да так и не вернулась. Катрин воспитал отец, высокий и до сих пор осанистый старик с седой шкиперской бородкой, тоже из бывших военных моряков. Димичел пару раз с ним случайно встречался в городе. Один раз они даже коротко переговорили. Бакенщик все знал и советовал Димичелу уезжать. Вместе с дочерью. «Здесь вам счастья не будет», – сказал старый шкипер и посмотрел в даль лимана голубыми, почти уже прозрачными глазами. Что-то он там видел, в зыбком мареве, состарившийся вместе со своими просмоленными лодками, выброшенными на берег, этот пожилой человек, не потерявший мудрости. Димичел как-то сразу зауважал отца Катрин. Сидели летом на открытой веранде той самой пивнушки-бара, где по вечерам любили собираться местные рыбаки. Бакенщик кальянов не курил, лишь попросил угостить его стаканом рома.

Во-вторых, Катрин много читала и отличалась оригинальными суждениями, хотя закончила когда-то всего лишь Институт культуры, театральный факультет. Достаточно провинциальное учреждение, которое выпустило пару более или менее известных режиссеров и много массовиков-затейников, руководителей народных оркестров и самодеятельных студий. Димичел любил слушать рассказы и рассуждения Катрин.