Алекс Владимиров - СатАна. Пламенная душа. Том 1

Свет был приглушён, однако многочисленных зеркальных люстр, что свисали с потолка, было достаточно, чтобы наполнить зал тысячами разноцветных бликов. Конечно, для чтения такое освещение явно не подходило, но вот для создания особой, чарующей атмосферы было в самый раз. Тези даже ненадолго засмотрелся на одну из маголамп, что крутясь где-то в углу, направляла свои лучи то через одни, то через другие блестяшки. Удивительная система!

– Эй, поэт! – окрикнул его со сцены один из организаторов – лысый мужчина с аккуратной седой бородой, – Ты готов? Мы сейчас начинаем.

– Готов как никогда! – отозвался он, мысленно радуясь, что его род деятельности наконец назвали правильно.

Ещё бы он был не готов! Именно этого он ждал столько времени! Чтобы блеснуть на сегодняшнем вечере, он выбрал один из лучших своих текстов. Надел лучший костюм – цветастую фиолетовую мантию, с языками алого пламени на полах. Такой бы даже Кэртиллона позавидовала!

– Хорошо. Тогда не отходи далеко. Как только тебя представят – выйдешь на сцену.

Освещение поменялось, сделавшись вдруг изумрудно-зелёным. Лучи совершенно белого, взявшегося непонятно откуда света, озарили шесть постаментов с урнами, придав им своеобразный вид божественности. Публика замерла. Сидячие места стали быстро заполняться, в то время как большая часть народа резко придвинулась вперёд, в одночасье забыв о столах с едой.

Кажется, все в этом зале разом поняли: начинается…

– Добрый вечер, Эстериол, – заговорил в микрофон мужчина, стоявший по центру сцены. Это был не тот, что разговаривал с Тезидием, хотя тоже с бородкой, – Рад видеть вас всех здесь, сплочёнными и воодушевлёнными. Жаль, что повод для встречи у нас сегодня совсем не радостный, – он деланно нахмурился, – Но не будем унывать!

Для тех, кто не знает, моё имя Кевин Спелт. Я – один из верховных адептов клана Тарвати и, пожалуй, самый старший их представитель. Именно поэтому мне оказана честь открыть этот вечер.

Голос его был спокойный, ровный – однако в нём чувствовалась какая-то тяжесть. Видимо, старику было крайне сложно стоять посреди сцены, да ещё и при этом развлекать толпу.

– Однако ключевой персоной этого вечера буду совсем не я, – тем не менее продолжал вещать Спелт, – Прежде всего мы собрались здесь, чтобы почтить память шести наших лидеров. Людей, что долгие годы вели Клан – а с ним и весь Эстериол, – в праведное, светлое будущее. Давайте склонимся перед прахом усопших, отдавая им последнюю дань уважения. А в то время, пока мы все молимся за спасение их душ, наш одарённый гость – поэт, прибывший к нам из далёких земель специально, чтобы проститься с Верховными, – скажет для вас несколько слов.

– Эй, давай, – позвал Тезидия тот самый организатор, – Только давай что-нибудь не слишком заунывное… мне не нужно, чтобы весь зал уснул!

– Не буду называть имён, – тем временем продолжал адепт, повернувшись к пареньку, вышедшему на сцену, – Пусть юноша представится сам.

Тези неуверенно подошёл к микрофону. Несмотря на годы поэтической деятельности, сейчас его одолело совершенно неуместное волнение. Всё же перед таким количеством слушателей он ещё ни разу не выступал…

– Д-добрый вечер, – с лёгкой запинкой проговорил он, – Меня зовут Тезидий Оутинс, – типичное «Великолепный» как-то не шло на язык, – Как уже сказали, я прибыл сюда издалека. К моему огромному сожалению, никто из тех, с кем мы сегодня прощаемся, не был мне знаком лично. Но я уверен, что это были достойнейшие люди. Более того, я считаю, что каждая жизнь имеет право быть воспетой в веках. И оттого песня, которую я сейчас исполню, затрагивает всех тех, кого нет сегодня с нами… Это будет баллада… Баллада о мёртвых душах…

«Только не что-то заунывное!» – уже в откровенной панике одиними губами проговаривал лысый организатор, стоя у сцены.

Однако поэт совершенно не обращал на это внимания. Он медленно закрыл глаза, затем вновь открыл – и, совершенно по-новому взглянув на толпу, начал играть.

На первых нотах рандлея в его руках предательски дрогнула – но тут же оправилась и, уже ничуть не фальшивя, стала наигрывать какой-то медленный, щемящий душу мотив. Мотив был красив – но очень грустен. Так грустен, словно само небо рыдало о том, что ему порой приходится творить несправедливость в этом мире…

Лысый организатор поморщился и закрыл глаза рукой. Один его вид олицетворил все бесконечные мысли о том, в какой тоске будет пребывать зал после подобного выступления. «Сказали же ему, не заунывное!»

Но Тезидий знал, что делает. Он видел и раздражение на лицах клановцев, и тоскливое недоверие людей в зале. Он видел всё это – и понимал, что вскоре всё изменится. Изменится в корне…

Ещё пара завершающих нот – и мелодия вдруг оборвалась. А после секундного затишья началась вновь – но уже другая. Живая, быстрая. Она продолжала быть надрывной, но надрывной совершенно по-новому. Так, словно это пела сама земля, отправляя своих солдат в последний бой. Это была мелодия, призывающая бороться. Марш, побуждающий идти вперёд. А затем Тезидий запел – так же браво, как и его музыка, и столь же горестно…

– Летим мы тихо, гордо В прозрачных небесах,

И нам уже не больно, Лишь слёзы на глазах…

Жизнь исчезает в блеске Неведомой звезды,

Но не горим мы в свете – Гниём мы от тоски…

Повсюду реют души, Рисуя в мёртвый круг,

И сумрак ночи душит, В нём страшен каждый звук,

Но мы летим отважно В неистовых мирах

И нам уже не страшно В небесных образах

И в наших снах…

Короткая проигровка, что однако не сбила темп играющей музыки. Это был настоящий победоносный марш, призывающий встать, идти вперёд, не сдаваться. И лишь едва заметная нотка тоски выдавала в нём ту горечь, что была вложена в строки.

Лысый организатор расслабился, явно удовлетворённый услышанным. Публика как завороженная воззрилась на поэта, ожидая, что будет дальше. Тезидий же тем временем продолжал:

Плывём мы тихо, гордо По медленной реке;

Огни родного дома Сверкают вдалеке…

Но не вернуть обратно Тех сказочных времён;

Всё светом звёзд объято – Мы растворились в нём…

Сквозь сотни разных судеб Несёмся мы вперёд

И ничего не будет Среди ночных высот —

Лишь только сумрак тёмный И мёртвый свет в дали,

Но всё равно плывём мы В потоках злой реки

Прочь от земли…

Второй куплет был завершён, однако проигровка уже не казалась столь мелодичной. Она становилась надрывной, горькой. Да и голос поэта вдруг преобрёл лёгкую хрипотцу, словно испытывая на себе все терзания, обозначенные в песне.

Мы гаснем тихо, гордо, Как солнца тусклый свет,

И ничего не помним – Назад дороги нет.

Среди извечной ночи Незыблимых высот