Александр Проханов - Леонид

– А что, скажи, стало с Коноваловым? Ну тот, который жил через дом от нас? Кажется, был профессор? – Леонид Леонидович глубоко вздохнул, словно ловил дым самовара, который разводил Коновалов, зазывал на чай соседей.

– Спился профессор. Я потерял его из вида. Он все бранил комитетчиков, пил, поминал жертвы репрессий. А потом пропал в какой-то кардиологической клинике.

– А Шульц? Он был чемпион Ленинграда по боксу. Убил кулаком бездомную собаку. Ездил на чемпионаты Европы.

– Он стал бандитом. Его пристрелили, то ли свои, то ли милиция. Я пару раз ему помогал, но видно пуля для него уже была отлита.

– А Филюгин? Помнишь, который заведовал кооперативом? Каждую вторую копейку клал себе в карман. Он-то как?

– Он, Леня, теперь в Англии, в банке «Барклай». Помогал мне кредитоваться, когда я строил завод в Тобольске.

Леонид Леонидович предавался воспоминаниям о той поре, когда на крохотных садовых участках зацветали первые яблони, и садоводы устраивали праздник урожая, угощали друг друга плодами, наливали в стаканы шипучий сидр.

– Слушай, Леня, приезжай-ка ты ко мне на Ямал. Увидишь завод. Это настоящее русское чудо. В мерзлоте, на берегу Ледовитого, стоит красавец! Атомные ледоколы. Газовозы, как плавающие города. Ты же об этом мечтал. Без тебя я бы не совладал. Под твою гарантию строил. Банки под твое имя давали кредиты. Ты с королем Испании договаривался о поставках. В Японии обеспечил рынок. Приезжай, отдохнешь душой.

– Хочу посмотреть. Устал от правозащитников, законников, от дураков в правительстве, от силовиков-дуболомов, от шелестящих дипломатов. Хочу увидеть, как в Арктике Россия строит порт, завод, город. Иначе зачем мне быть Президентом?

– Кстати, Леня, мне нужно получить лицензию еще на несколько газовых месторождений. Министр природных ресурсов упрямится. Дескать, места естественного проживания ненцев. Что-то про оленей, про ягель, про чумы. Ты поговори с дураком. Скажи, я всех ненцев переселю в чумы с газовым отоплением. Кстати, твоя доля в моей компании увеличится.

– Ну, мы с тобой соседи по дачному кооперативу. Всегда поможем друг другу, – они засмеялись. По-прежнему их участки находились рядом, но теперь границы этих участков омывали три океана.

– Как ты считаешь, Леня, иранцы могут перекрыть Ормузский пролив? Допекут их американцы своим эмбарго? Японцы лишаются иранского газа и нефти, и мои газовозы в Японии будут втройне востребованы.

– Исключено. Это означает войну. Американцы станут бомбить Тегеран. Иран станет бомбить Тель-Авив. Вся бензиновая канистра Ближнего Востока будет взорвана. Огонь долетит до Европы и Азии.

– А Курилы? Надо отдать, наконец, Японии эти две скалы. Почему ты с этим тянешь, Леня?

– Пожалуйста, занимайся газовыми полями Ямала. А внешнюю политику предоставь мне, – Леонид Леонидович недовольно сдвинул брови. Бачки на висках сердито полезли вверх. Рот стал маленький, как злой хоботок. Водянистые глаза потускнели, в них перестал отражаться свет.

Борис Генрихович не заметил этих перемен. Не заметил недовольства, которое могло обернуться гневом. Если кто-нибудь неосторожно приближался к запретной теме, касался его президентской власти, то рисковал вызвать гнев Президента. Леониду Леонидовичу в последнее время казалось, что эту власть у него хотят отобрать, он окружен заговорщиками, и этих заговорщиков он искал среди самых близких сподвижников.

– Нет, Леня, мне кажется, нужно разрядить обстановку. Мы со всеми вокруг перессорились, а это мешает большому бизнесу. Надо кинуть кость. Отдать эти паршивые острова, а взамен получить японские технологи, кредиты. Не исключаю, и специальные выплаты. Они бы не помешали, не правда ли? Да и крупный бизнес перестанет ворчать на тебя.

– Прошу тебя, Борис Генрихович, не совать нос в политику! – рот Леонида Леонидовича вздрагивал, словно чмокал. Казалось, он посылает Шаронову воздушные поцелуи. Но это были пузырьки бешенства, которое копилось у Леонида Леонидовича и оставалось незамеченным Борисом Генриховичем. – Ты был хозяйственником, им и остался! Тебе невдомек, что за японцами стоят американцы. Отдаем острова японцам, а американцы размещают на них береговые батареи ракет. Русский Тихоокеанский флот оказывается запертым. Отдаем острова Японии, и сразу немцы потребуют Кенигсберг. Латыши и эстонцы потребуют земли в Псковской области. Украинцы начнут возвращение Крыма. Китайцы заявят претензии на земли до Байкала. Ты это понимаешь, голова садовая? – «головами садовыми» они называли друг друга, когда были соседями в садовом кооперативе. Теперь же Леонид Леонидович этим прозвищем хотел утихомирить себя самого. Не дать своему гневу безудержно хлынуть наружу.

Но Борис Генрихович не услышал сигнал.

– А что, Леня, ведь теперь-то видно, чего нам стоил и еще будет стоить Крым. Плата слишком велика. Ты послушай, что говорит бизнес, что говорит интеллигенция. Может, нам стоит помириться с Америкой и Европой? Вернуться в «докрымские» времена?

Глаза Леонида Леонидовича стали жутко фиолетовыми. На висках под бачками вздулись синие вены. Изо рта полетел жаркий воздух. Казалось, поднеси спичку и зашумит газовая горелка. Этой горелкой Леонид Леонидович жег испуганного Шаронова. Так палят щетину на поросенке.

– Ты мне, тварь, будешь указывать? Ты, мышиный помет, будешь грозить? Пугать крупным бизнесом, который сгнил на корню и не может кормить государство? Пугать интеллигенцией, которая подобна венерической болезни?

– Да нет, Леня! Я только хотел сказать, что, быть может, нам нужно мягче относиться к Америке и Европе? Где-то промолчать, где-то уступить, – заикался Борис Генрихович. Но Леонид Леонидович уже захлебывался яростью:

– Ты, побирушка, который через забор просил у меня на бутылку! Ты, кого я тащил, как тачку с навозом! Кого я столько раз вытаскивал из-под следствия! Уговаривал бандитов снять со счетчика, не дырявить тебе башку! Кому я дал бизнес, связи, положение в обществе? Ты поднялся против меня? Все вы против меня?

– Леня, побойся Бога! Ты же знаешь, я руки тебе готов целовать! Без тебя я ничто! Все мы без тебя ничто! – жалобно оправдывался Шаронов. Но Леонид Леонидович был неудержим. Гнев ревел, жег, бешено брызгал. В нем содрогалась раскаленная топка, из которой дул свистящий сквозняк. В этой топке скакало чудище, выдирало когтями его сердце. Он пылал, как мертвец в крематории. В нем лопались жилы, горели, как головни, кости. Его сгоравшая плоть, словно факел, летела наружу, оставляя раскаленную пустоту. В ней дымилась и осыпалась окалина.

– Руки мне целовать? Ничто без меня? Зачем ты летал в Вашингтон и встречался с этим рыжим сенатором?

За моей спиной договариваешься с американцами? Меня сдаешь, а себе покупаешь жизнь? А кто, скажи мне, спонсирует этот гребаный телеканал, который называет меня «убийцей сирот» и «главным вором в России»? И что это за «космическое государство» вы создаете? Взамен Государству Российскому, Президентом которого я являюсь?