Екатерина Рафаль - Бумажный человек

День начался как обычно, Вадим проснулся, насилу разодрав слипшиеся ото сна веки, потер глаза руками, тяжело вздохнул и, откинув одеяло, сел на кровати. Поежившись от стоящего в комнате холода Вадим живо осмотрелся, спросонья не понимая, забыл ли он закрыть окно вечером или под двумя одеялами успел отвыкнуть от холодного и жестокого мира его маленькой комнаты, не обогреваемой ни одной каплей горячей воды в старых батареях.

Был уже октябрь а топить питерские комунальщики до сих пор не начали. «Бабье лето еще» – шутили соседи, хотя никому из них уже не было смешно от этой шутки, просыпаться по утрам в остывшей за ночь комнате, собираться на работу, укутываясь в теплые свитера, и пытаться согреть холодные руки о кружку горячего кофе, надоело уже не только Вадиму, но и остальным жильцам в доме. Хотя идти жаловаться в администрацию никто не спешил. Никому на самом деле это не было нужно, так и продолжали нехотя просыпаться, кутаясь и греясь своими силами, не надеясь на милость сотрудников местного ЖЭКа.

Встав с кровати Вадим, слегка пошатываясь от резкой смены положения, побрел в ванную. Нужно было быстро привести себя в порядок и собраться, пока родители не уехали на работу и еще могли довести его хотя бы до метро, не успеет – придется шагать пешком или ждать автобус, рискуя опоздать на первую пару.

Не то что бы Вадиму так уж важно было присутствовать на этой паре, объективно он осознавал, что экзамен всем поставят автоматом, а даже если нет, то все соберутся, напишут вопросы заранее и спокойно спишут с телефонов. Посещения никто не отмечает, активность на занятиях тоже, и даже если бы сам Вадим хоть что-то в предмете понимал – это в сущности никому бы не было нужно. Фактически причин ехать сегодня на пары не было вообще, но и причин сидеть дома тоже. У него не было никаких важных дел, не было работы, серьезных увлечений, как у его одногруппников, не было ничего, чтобы оставаться дома и тратить учебное время. И Вадим, смирившись со своей бесполезностью, просто плыл по течению, делал то, что ему говорили, особенно не спорил и не ставил свои желания выше родительского «ты должен», и даже если в универ в такой поганый день тащиться совсем не хотелось, Вадим проглатывал свое недовольство вместе с безвкусным завтраком, садился в машину и молча ехал до ближайшей станции метро, чтобы слиться с потоком безразличных и уставших людей, в восемь утра наполняющих вагон. Вадим почему-то был уверен, что в восемь утра в метро едут только они, счастливые и довольные жизнью, видимо, могут позволить себе оставаться дома.

***

Доехав до метро, Вадим попрощался с родителями и младшим братом, пробормотав что-то невнятное, так, что они даже не были уверены, говорил ли он вообще что-то или просто вышел из машины, осторожно хлопнув дверцей. В прочем их давно не удивляла поразительная беззвучность старшего сына, будто они уже были готовы к тому, что однажды он просто перейдет на язык жестов, пытаясь стать еще более незаметным для этого мира.

Вадим и сам не понимал, почему не мог нормально отвечать людям, а не шептать что-то себе под нос, надеясь, что его не услышат и не будут переспрашивать. Всегда было ощущение, что его ответ на самом деле никого не интересовал, что у всех есть свои мысли, которые им нужно подумать и у родных тоже. Кажется, они что-то обсуждали, когда он выходил, так стоило ли прерывать их, чтобы попрощаться, пожелать хорошего дня? Зачем? У них и так будет хороший день, а у Вадима и так будет плохой, что вообще изменится, если они скажут друг другу больше пары слов? Наверное, ничего.

Продолжая думать об этом Вадим постепенно пришел к мысли о том, что его родители, должно быть, жалеют, что у них такой скучный и никчемный сын. Он не сделал ничего плохого, нет, наверное, он не был для них такой уж обузой, хорошо учился, не пил, почти не курил, хотя, скорее всего, мать знала, что в кармане рюкзака у него лежала начатая пачка сигарет, или чувствовала, когда от самого Вадима пахло табаком. Он не скрывал этого, не прятал, если она и проверяла его карманы, то должна была видеть, что сигареты лежат уже несколько месяцев и исчезают слишком медленно, чтобы начинать переживать за сына. Вадим называл это «дружеской» пачкой, ты достаешь ее, куришь с друзьями, терпишь мерзкий сигаретный дым, а потом убираешь до следующего раза, чтобы при встрече снова сделать вид, что куришь перед людьми, которые сделают вид, что дружат с тобой.

И хоть резких отрицательных черт у Вадима, кажется, не было, положительных он тоже в себе не находил. Наверное, с ним было довольно легко, ему не нужно было много денег, не нужно было напоминать про «уроки», дела по дому и прочие вещи, которые обычные люди умели выбрасывать из головы. Вадим не умел. Он просто постоянно держал в мыслях все, о чем его когда-либо попросили, даже если это был пустяк, даже если его заверили, что напомнят в нужный момент, Вадим все равно панически боялся забыть что-нибудь и подвести людей. Подвести кого-то, быть неудобным, быть сложным – вот, чего он опасался больше всего.

Выйдя из метро и вдохнув свежий воздух, если в центре Питера он вообще был, Вадим ненадолго остановился, посмотрел на затянутое облаками серое небо и, резко выдохнув, зашагал к университету, по пути взяв у какого-то неприятного улыбчивого парня листовку. Вадим сунул ее в карман, даже не посмотрев, что ему пытались продать и пошел быстрее, надеясь успеть перебежать дорогу, не попав в лапы еще одного промоутера. Нет, одного «доброго дела» для этого утра было достаточно, не хватало еще притащиться на пары с помойкой вместо карманов.

***

Подойдя к университету, Вадим заметил своих одногруппников, куривших вместе с остальными студентами под красноречивой надписью «NO SMOKING».

Вытряхнув из карманов остатки взятой листовки, скрученные в маленькие нервозные трубочки, Вадим поздоровался, достал из рюкзака пачку сигарет и попросил прикурить. Одна из девушек, передала ему дешевую, немного поломанную зажигалку из Пятерочки. Зажигалка у него, разумеется, была и своя, которая даже больше подходила к дорогим сигаретам, которые он курил, но хотелось переброситься с одногруппниками хотя бы парой слов, а не стоять молчаливым дерьмом, как обычно, и попросить зажигалку для начала было совсем неплохо.

Вадим даже мог гордиться собой сегодня, ему удалось немного поболтать с одногруппниками, и над его шуткой даже посмеялась та самая девушка, которая и одолжила зажигалку. Но, конечно, он не мог порадоваться этому в полной мере. Наверное, будь он «нормальным», смог бы потом подойти к этой девушке, поговорить с ней о чем-то, прогуляться, получить удовольствие от общения. Но нет, не мог же он просто сделать вид, будто им действительно было, о чем общаться. Нет, она курит дешевые сигареты, красится дешевой краской, из-за чего обесцвеченные, обломавшиеся волосы желтой соломой точат из безжизненного, жиденького хвостика, одета небрежно, громко разговаривает и совершенно не следит за языком, вряд ли с кем-то вроде нее получилось бы поговорить о чем-то серьезном.