Игорь Райбан - Кассетный клуб

Потом пью горячий кофе из алюминиевой кружки, которую всегда приношу с собой.

По экрану телевизора прикреплённого в углу, немого из-за громкого шума, мелькают кадры старого ток-шоу.

Мои бесконечные ночи, похожие на те, которые были у развращенных римских патрициев, перед развалом великой империи, теперь проходят среди всякого сброда, состоящих из пьяного быдла, неуемных гуляк, жаждущих увеселений, кому повезло находиться в местечке, под названием Эн-ск.

За тёмным окном, пылью сыпет поздний дождь.

Его капельки мерцают в невесомом падении, слезинками стучат по крыше, беззвучно падают на землю, превращаются в обычную воду, которая потом сливается в грязные лужи.

Наверно мы произведены также: рождаемся бесполыми как ангелы, а потом становимся в нечто нечистое, подчиняясь семантическим программам, заложенным в эгоистическое ядро разума, отнюдь не человеческого, а скорее машинного киборга, с зомбированным сознанием.

Мудрецы говорят, что истиной является, то, на что смотришь с любовью, а остальное – легкомысленные домыслы, но теперь мы вовсе не заслуживаем ничего этого, вокруг нас одна пустота, фальшь в жизни, поэтому мы блуждаем во тьме.

Небо плачет, я вместе с ним.

Неужели должен жить среди людского дерьма, помешанного на лайках, рабских привилегиях заключающихся в том, чтобы оставить правосудный коммент под постом ролика.

Как я должен жить? Научите меня, я прошу!

Водворяется приход последней весны.

Но это только моё предчувствие.

Там за колючкой, в большой мир, тоже приблизилась весна.

Но он совсем не тот, что был раньше, как наш изменившийся разум. Теперь специально обученные люди, научились хорошо промывать мозги другим людям.

Они словно вьются жирными мухами над огромной кучей животных отходов. Уже непонятно, кто мы на самом деле: люди, или заведенные винтики в одной гигантской системе всеобщих потребностей. Как достаточный набор простейших алгоритмов для биологического сосуществования, разумеется, больше чем заложено в птицах или рыбах.

Дом, работа – снова по новому циклу каждый день.

Нет ничего неизвестного, как сотни раз в пройденной когда-то поднадоевшей игре от первого лица.

Но там, вне нашего Эн-ска, судя по новостям, не лучше обстоят дела: людские особи ходят на работу по спецпропускам, едят, спят, рожают свежеиспеченных детей на потребности родимого, в кавычках, государства, – одно и тоже.

Как понятие Завтра возможно не наступит: Мир не перед гранью катастрофы, а он уже за гранью.

Его трясет в агонизирующей лихорадке: кончаются, тут же начинаются локальные войны, лавиной накатываются финансовые, политические кризисы, банки печатают свежие деньги, превращённые в пустые фантики.

Неведомый квантвирус вырвался, на волю из секретной лаборатории. Теперь возникают эпидемии на всех заражённых континентах. Она косит насмерть толпами население без иммунитета. А кто сможет, условно говоря выжить, тот выздоровеет без вакцины, но превратится в какого-то уродливого мутанта без лица, как у прокажённых в прошлых веках.

По слухам, таких немало заделалось.

Медийные персоны бьются в экстазе, хайпажоры провоцируют людей ради контента, партийные кликуши всех рангов, – лидеры общественных движений, – призывают народ сплотиться, быть, или бывать, вместе и заодно.

Аналитики мудро рассуждают с экранов, что вирус побеждён, получено лекарство, но на деле лишь разводят руками, или бодро рапортуют: капитан, корабль идет ко дну, но всё будет хорошо, ведь в этом состоит великий ваш План.

Еврейские католики трясут кошерными пейсами как перед Великой Пасхой, исламисты пачками разбирают Коран в мечетях, оголтелые религиозные фанатики голосят на пустых площадях в рупор о начале Судного дня, призывают молиться о спасении души, каяться в грехах. Ведь блажен кто верует, и только блаженные останутся в живых.

А здесь, мы как самоизолированная команда доисторических викингов, находящихся на большущем дракаре, посреди бушующего моря страстей. Инфекция сюда не донеслась, по двум причинам; первое – сразу как возник вирус, то появился периметр из колючек, бетонных блокпостов, второе – больше нет новоприбывших «оттуда». Опустевшие мегаполисы в РФ, замкнули на неопределённый локдаун, перекрыли колючими заграждениями.

Наш периметр городка сейчас толком не охраняется, войсковые подразделения отозвали на другие более важные рубежи обороны, для обеспечения карантинного режима.

Можно свободно бежать отсюда, но куда и зачем?

Теперь это наш дом, милый дом. Куда бы я раньше ни забирался в другие места, меня тянуло сюда.

Мне вспомнился лозунг, попавшейся по пути сюда, он стоял цветным таблом на одном из перекрестков, на нём светилась креативная надпись: «Мой город – мой дом».

– Угостишь пивасом, по-братски?!

Рыкает голос под ухом, громадная ручища с треском опускается на мой стол здоровенной пятернёй.

На нём всё подпрыгивает, дрожит мелкой вибрацией, от солонки с солью, тарелок с закуской, гранёного стакана с водкой, кофейной кружкой.

– А ты кто, мой брат? – Меланхолично спрашиваю, затем повернулся к нему лицом. Он оказался тем парнем, который недавно рассказывал про случай с трансом, у которого были офигенные сиськи, стремился увидеть женский зад официантки.

Эти девушки появились с последней волной эмигрантов оттуда, в поисках лучшей жизни. Они словно перелетные пташки гонимые ветром неудач, или как ночные мотыльки, летящие на обжигающий свет вслед за мечтой, а на самом деле им приходиться точно из матерной частушки. В этот несчастливый сезон пандемии, я с Вороной иногда посещал «Бар», где исподволь приметил нескольких девушек работающих здесь в качестве обслуги, которые дарили приходящим мужикам кусочек продажной любви.

Одна из них Алёна, красивая блондиночка с взглядом дамской хищницы, точно из французской песенки «Alors On Danse», где русскому уху слышаться – «Алёна даст». Там итак понятно по смыслу: что какая-то девушка по имени Алёна сегодня точно даст, какому-то счастливчику. Но это в песне, а наша Алёна даст обязательно любому, хотя тоже за деньги.

Мег, блондинка с кудряшками, с большим бюстом, крупным задом, хохотушка с разбитным характером.

Другая официантка, имени её не знал, тёмно-рыженькая с веснушками на носике, она имела соблазнительную фигурку, с кукольным личиком, выразительными карими глазами, очень смахивала на Одри Тату. Ещё была смуглая до черноты брюнетка, под экзотическим именем Айза.

– Я-то Кречет. Кречет – моё фамилиё!!

Каждая здешняя шавка знает! А ты сам кто, пиратский мазафакер?! – вскипел здоровяк, скорчив свирепое лицо.

– А ты пацан – прихлопни уши, – поворотил Кречет раскрасневшееся лицо к приблизившемуся молодому охраннику. – Покуда взрослые дяди общаются!