Лорен Миракл - Пусть идет снег

Еще ни разу в жизни я не чувствовала такого счастья при виде дома, подсвеченного зелеными огнями с вкраплениями красных. Задняя дверь была не заперта, и мы вбежали в рай. Это оказалось не самое потрясающее строение, в котором мне доводилось бывать, – просто теплое помещение, в котором чувствовались ароматы запеченной индейки, печенья и еловых ветвей.

Стюарт всё еще тянул меня, пока мы не оказались перед дверью, как оказалось, – в ванную с прозрачной душевой кабиной.

– Вот. – Он подтолкнул меня. – Душ. Сейчас. Теплая вода.

Дверь захлопнулась, и я услышала удаляющиеся шаги. Быстро скинув с себя всё, я потянулась к дверце кабинки. Моя одежда, напитавшаяся водой, снегом и грязью, была пугающе тяжелой. Я долго стояла под душем, прижавшись к стене и позволяя комнате наполняться паром. Температура воды несколько раз менялась – вероятно, потому, что Стюарт тоже стоял под струями где-то в другой части дома.

Я выключила воду, только когда она начала остывать. Выйдя в ванную, наполненную густым паром, я обнаружила: моя одежда исчезла. Кто-то незаметно для меня извлек ее из комнаты, а вместо нее приготовил два больших полотенца, спортивные штаны, свитшот, носки и тапочки. Все вещи, кроме носков и обуви, были мужскими. Первые оказались толстыми и розовыми, а тапки – сильно потрепанными белыми пушистыми ботинками.

Я схватила ближайшую вещь – свитшот – и прижала к своему голому телу, хотя, очевидно, была в комнате одна. Кто-то заходил. Кто-то шнырял тут, заменяя мою одежду сухой. Стюарт позволил себе войти, пока я стояла в душе? Видел меня в чем мать родила? Было ли мне до этого дело прямо сейчас?

Я быстро оделась, натянув на себя каждую оставленную вещь. Приоткрыла дверь – и выглянула наружу. Кухня оказалась пуста. Я распахнула дверь шире, и внезапно из ниоткуда появилась женщина. Она была возраста моей мамы, с кудрявыми светлыми волосами, – пергидрольными, будто окрашивали их дома. На ней был свитер с изображением двух обнимающихся коал в шапках Санты. Но единственное, что действительно заботило меня, – дымящаяся кружка в ее руках.

– Бедная девочка! – выпалила она. Она была очень громкой – очевидно, одной из тех, кого с легкостью можно услышать с дальнего конца парковки. – Стюарт наверху. Я его мама.

Я приняла кружку. Если бы в ней был горячий яд, я бы все равно его выпила.

– Бедная девочка, – повторила женщина. – Ни о чем не волнуйся. Мы тебя согреем. Извини, не нашла более подходящей одежды. Эта – Стюарта, причем единственная чистая, что я нашла. Твои вещи я закинула в стирку, а обувь и куртка сушатся на батарее. Если тебе нужно кому-нибудь позвонить, чувствуй себя как дома. И не переживай, если это межгород.

Так прошло мое знакомство с мамой Стюарта («Называй меня Дебби»). Я встретилась с ней двадцать секунд назад, а она уже видела мое нижнее белье и предложила мне одежду сына. Она мгновенно усадила меня за кухонный стол и стала доставать из холодильника бесконечные тарелки, затянутые пленкой.

– Рождественский ужин прошел, пока Стюарт был на работе, но я сделала кучу всего. Кучу! Налетай!

Еды было много: индейка и картофельное пюре с подливкой, фаршированные яйца и другие закуски. Дебби извлекла буквально всё и настояла на том, чтобы наполнить мою тарелку, поставив рядом кружку куриного супа с клецками. К тому моменту я сильно проголодалась – есть хотелось, как никогда в жизни.

На пороге появился Стюарт. Как и я, одет он был во все теплое. Снизу – фланелевые пижамные штаны, сверху – растянутый свитер с косами. Не знаю… может, это было чувство благодарности, всепоглощающая радость от того, что я жива, или отсутствие мешка на его голове… но он показался мне симпатичным. И всё мое прежнее раздражение испарилось.

– Устроишь Джули на ночлег, – сказала ему мама. – Не забудь выключить елочную гирлянду, чтобы та ее не будила.

– Простите… – начала было я. До меня только сейчас дошло: я вторглась в их жизни в самое Рождество.

– Не извиняйся! Я рада, что тебе хватило здравого смысла прийти сюда! Мы о тебе позаботимся. Подготовь ей достаточно одеял, Стюарт.

– Одеяла непременно будут, – заверил ее сын.

– Одно ей не помешает прямо сейчас. Смотри: она дрожит. Как и ты. Садись.

Женщина скрылась в гостиной. Стюарт поднял брови, как бы говоря: « Придется это перетерпеть ». Его мама вернулась с двумя флисовыми пледами. Я завернулась в один из них – мягкий и голубой. Дебби закутала меня в него, будто младенца, так что стало трудно двигать руками.

– Вам нужно больше горячего шоколада, – сказала она. – Или хотите чай? У нас какого только нет.

– Мам, я разберусь, – ответил Стюарт.

– Еще супа? Ешьте суп. Он домашний, а домашний куриный суп – это же природный пенициллин. Замерзнув, вы оба…

– Мам, я разберусь.

Дебби взяла мою наполовину пустую кружку с супом, заполнила ее доверху – и поставила в микроволновку.

– Стюарт, расскажи ей, где что находится. Джули, если захочешь что-то посреди ночи, просто возьми. Чувствуй себя как дома. Ты теперь одна из нас.

Я оценила порыв, но формулировку сочла весьма странной.

Несколько тихих мгновений после ухода Дебби мы со Стюартом молча набивали животы. У меня было чувство, что на самом деле женщина не ушла – я так и не услышала звука удаляющихся шагов. Кажется, Стюарт тоже так думал: он продолжал озираться по сторонам.

– Суп просто восхитительный, – сказала я, посчитав это прекрасным замечанием для подслушивания. – Никогда такого не пробовала. Эти клецки…

– Видимо, ты просто не еврейка. – Стюарт поднялся и закрыл раздвижные кухонные двери. – Это клецки из мацы.

– Ты еврей?

Стюарт поднял палец, показывая: мне стоит подождать. Он немного погремел дверью – и послышался дробный звук быстрых скрипучих шагов, будто кто-то старался оперативно, но бесшумно подняться по ступенькам.

– Прости, – сказал он. – Подумал, у нас компания. Наверное, мыши. Да, моя мать еврейка, так что – технически – я тоже. Но она немного помешана на Рождестве. Думаю, она так старается, чтобы вписаться. И иногда перегибает палку.

Кухня была полностью оформлена по сезону. Полотенца для рук, крышка тостера, магниты на холодильнике, занавески, скатерть, украшение стола… чем больше я оглядывалась, тем больше Рождества видела.

– Ты заметила искусственный электрический венок из остролиста на входе? – спросил Стюарт. – Такими темпами наш дом никогда не попадет на обложку журнала « Евреи Юга ».

– Тогда почему…

Он пожал плечами.

– Потому что так поступают люди. – Стюарт взял еще кусочек индейки, сжал и отправил в рот. – Особенно в этих краях. Здесь не то чтобы процветает еврейская община. На курсы иврита, кроме меня, ходила только одна девочка.