Светлана Колесникова-Лескова - Отражение в зеркале. Роман

Тем временем раздалось сразу несколько взрывов следующих друг за другом без перерыва. Старуха потеряла сознание.

На улице творился ад. С неба падали трехметровые болванки разорвавшихся ракет, снаряды рвались ежесекундно, от оглушительного грохота дрожала земля. Вокруг было полно дыма, огня и пыли. Люди метались, кричали от ужаса, пытались прятаться, кто куда мог. Зарево стояло в полнеба, и из этого клубка огня со свистом и грохотом вылетали все новые и новые мины, снаряды и ракеты.

Жители близлежащих сел в панике бежали по полям, не представляя, куда им деваться, где ночевать. Мощи взрывов не выдерживали барабанные перепонки. Те, у кого были машины, побросав в них, что попалось под руку, ехали под бомбежкой куда глаза глядят. Позднее появились волонтеры, подогнали автобусы, началась эвакуация.

Петр в это время находился в своем доме. Выбежав на улицу, он увидел яркое зарево и сразу понял, что это горят склады с боеприпасами находящиеся всего в километре от города и его родной улицы, и что дело совсем, совсем плохо.

С ужасом вспомнил он, что Петровна осталась в доме одна. Вчера, к счастью для него, внук ее на несколько дней уехал в дальнюю деревню с семьей, а он, Петр, обещал ему приглядывать за старушкой.

Что есть духу, помчался он через огороды к дому деда Евдокима уже не чая добраться невредимым и застать Петровну в живых.

То, что увидел он, повергло Петра в шок – дома больше не было. Сразу четыре снаряда от реактивной системы залпового огня «Град» угодили в него и разрушили до основания. Петр в панике заметался вокруг дымящихся развалин. Вдруг показалось ему, что из-под покосившихся обломков стены, слышится слабый стон. Он бросился разгребать завал и между сложившимися наподобие шалаша обломками стены обнаружил лежавшую без сознания Петровну.

В этот момент снова раздался настолько мощный взрыв, что у Петра совсем заложило уши. Подхватив худенькую, почти невесомую Петровну на руки, он рванул огородами обратно к своему дому. Захватив одеяло и пару подушек, снес их в подвал и там, в самом дальнем углу, уложил на них старуху, внимательно осмотрев, не ранена ли она. К его радости, отделалась она лишь сильными ушибами и неглубокими ранами. Разорвав свою рубаху, он как смог перевязал их. Дверь в погреб заложил мешками с картошкой. Едва успел он сделать это и возвратиться к Петровне, чтобы поудобнее устроить ее, как вновь раздался взрыв на сей раз такой чудовищной силы, что Петр совсем оглох, а мешки разбросало по всему подвалу, к счастью не зацепив ни его, ни Петровну.

Всю ночь и половину дня просидели они в подвале, а когда Петр выбрался из него, то увидел, что крыша с его дома сорвана, окон нет, в стенах зияют широкие трещины.

– Ну вот, – подумал он, – так и не удалось мне убежать от войны, даже в родном доме настигла она меня…

Спаслась тогда Петровна от смерти, да как оказалось, ненадолго. От пережитого повредилась она рассудком – все порывалась куда-то бежать, твердила что-то про бомбежку, фашистов, а на третий день после случившегося уснула вечером, да больше и не проснулась. Так и схоронил ее Петр в глухом уголке Евдокимова сада, рядом с любимой грушей Анны, подле кустов терновника.

Кладбище было разбито. К тому времени городок еще даже не начинали очищать от неразорвавшихся мин и снарядов – взрывы и разрушения продолжались.

21. Милосердие

– За терновником сразу пойдем направо, вон по той тропке. Мне сказали, что здесь все уже обшарили, можно идти спокойно, – Петр наклонился, положил обгоревший кусок шкатулки обратно на могильный холмик и снова взял Анну за руку.

Не успели они миновать заросли терна, как в его кармане пискнул мобильник. Отпустив руку Анны, Петр остановился и стал внимательно слушать невидимого собеседника, изредка вставляя короткие реплики.

– Когда? В какой больнице? Все так серьезно? Я сейчас созвонюсь с Коваленко и договорюсь. Сегодня может и заберет. Ему с машиной поможешь? Лады. – Лицо Петра сделалось хмурым и сосредоточенным.

Анна вопросительно взглянула на него, но задать вопрос не решилась.

Встретившись с ней взглядом, Петр поднял ладонь – погоди, набрал номер и снова заговорил.

– Андрей Владимирович, приветствую. Андрюха, личная просьба. Сможешь одного человека к себе забрать? Женщина после аварии, – он бросил быстрый взгляд на Анну, – Зинаида. Моя. В областной. Да, все очень плохо. Только что позвонили. Сегодня заберешь? С машиной помогут. Надеюсь, продержится. Я далеко, у себя. Позже подъеду, завтра. Надеюсь на тебя!

Анна вопросительно смотрела на Петра.

– Моя жена попала в аварию.

– Жена? – Голос Анны невольно дрогнул.

– Бывшая. Надо помочь.

Он остановился и, сжав ее руку в ладони, тихо сказал:

– У нее никого нет, кто мог бы побыть рядом. Я сейчас договорился со своим другом, военным хирургом, который меня собирал по кусочкам после последнего ранения. Он заберет ее к себе в военный госпиталь. Если кто и сможет вытащить ее, так только он. Мне сказали, что на ней живого места нет.

Анна молчала. Она смогла лишь пожать его руку, боясь голосом выдать свои чувства.

– Милосердие… В этом весь Петр. Даже война не ожесточила его. Или все же это любовь? – смятенно думала она.

После некоторой паузы, словно отвечая на молчаливый вопрос Анны, Петр тихо продолжил:

– Мы с ней сошлись без особой любви, да и расстались холодно. Когда ушел от нее и возвратился сюда, запил с тоски беспробудно.

Анна изумленно взглянула на него.

– Ты? Запил? Но…

– Боль меня терзала нестерпимая. И не только физическая. С войны не так просто вернуться, Аня. А может быть и совсем невозможно. Сны меня тогда просто доконали – я все еще на войне, бегу, атака, меня убивают, друзья погибают… Но самое страшное даже не сны эти, а непонимание. Пришел живой, говорят, повезло, чего тебе еще надо? Забудь, живи и радуйся. И жена мне все время это говорила – забудь, радуйся. А чему мне радоваться? Чтобы забыться и налегал на рюмку. А потом здесь случилось такое… Занялся тем, что умею и знаю – поиском неразорвавшихся снарядов и разминированием. Теперь нужно ехать к Зинаиде, побуду с ней, пока на ноги не встанет. Как бы там ни было, не чужая она мне. Знаком с ней еще с юности, когда… – Петр осекся и быстро закурил, поняв, что едва не наговорил лишнего. – На станции видел ее часто, в буфете.

Говоруном Петр отродясь не был, война же и вовсе приучила к молчанию – в военной разведке изъясняться приходилось больше знаками. А тут вот чуть не проговорился. Ему совсем не хотелось, чтобы Анна узнала о его юношеских похождениях, тем более при нынешних обстоятельствах.

– Вот и все, – подумала Анна, низко опустив голову. Ей совсем не хотелось, чтобы Петр заметил в ее глазах готовые пролиться слезы, – зачем только встретились мы через столько лет.