Светлана Колесникова-Лескова - Отражение в зеркале. Роман

Надвинув пониже капюшон куртки, Ника остановилась и стала наблюдать за стайкой диких уток. Они бесцельно кружили на воде, ныряли, хлопали крыльями, ссорились, а затем, выстроившись цугом, двинулись к противоположному берегу и скрылись за поворотом. Вероника смотрела на покрытую рябью гладь воды и размышляла о своей героине Анне, помимо воли автора повторяющей на страницах повествования жизненный путь самой Вероники. Помимо воли – ведь начиная роман, она еще и не помышляла писать о себе.

19. У каждого свой Бука

Анна была девочкой домашней. Невыносимо одиноко было ей в чужом городе, среди чужих людей, в общаге. Часто вспоминался маленький домик и сад, в котором знала она каждое деревце, каждый кустик – это был ее рай размером в двадцать семь соток, где так привольно жилось ее душе. В мыслях она вновь и вновь бежала по узкой тропке меж кустов крыжовника и чайных роз, мимо высокого каштана, к зарослям терновника за которыми начинался огород.

В терновнике жил Бука. Аня слышала, как он возится там в самой чаще, шуршит листьями. Она подолгу подстерегала его, прячась за кустом крыжовника. Но он никогда не показывался ей.

– Какой он? – спрашивала она деда, – страшный?

– У-у-у… Страшный, мохнатый! Но очень добрый, – смеясь, отвечал дед. – Ты не бойся его.

– Ольга Петровна сказала, что если я буду шалить, то он меня съест.

– У каждого живет свой Бука, – покачав головой, туманно изрек дед. – Это, наверное, у нашей соседки он такой вредный, а наш – добрый. И если ты сильно расшалишься то не Бука, а я тебя отшлепаю!

Хохоча, он подбрасывал и кружил ее, пока оставив свои дела, на звуки веселья не выходила из дома бабушка. И тогда уже втроем они устраивали во дворе шумные и веселые салки-догонялки.

Трудно было ей теперь вдали от тепла родного очага… Она привыкла быть открытой, искренней, а здесь это было недопустимо и даже опасно.

Из боязни показать свое истинное лицо, каждый старался спрятаться за «маской» – новеньких здесь встречали настороженно, ревниво, и отнюдь не доброжелательно. Так частенько бывает в школе, когда в класс приходит новичок. Зависть, злые козни, интриги – обычное свойство любой конкурентной среды, артистической же особенно. Напугать, принизить, заставить сомневаться в себе – милое дело!

Не раз Анне приходилось быть свидетельницей абсолютно непристойного поведения своих коллег. Особенно же поразил ее в самом начале карьеры случай, как оказалось впоследствии, весьма типичный.

Однажды, заменить захворавшую исполнительницу главной партии в оперном спектакле, пригласили маститую, но уже весьма немолодую примадонну. Партнером ее оказался талантливый молодой певец вполне способный затмить именитую гастролершу свежестью голоса, актерской игрой и прекрасной сценической внешностью. Ей же сложно было рассчитывать на благосклонность публики в чужом городе – возраст брал свое и от ее некогда обворожительного голоса мало что уже и осталось. Но представить свою жизнь вне театра она не могла. Увы, не каждому достает мужества вовремя покинуть сцену.

«Великие актёры не умирают ни от болезней, ни от старости. Они перестают существовать, когда им больше не аплодируют» писал Альфонс Доде. Этой мысли, несколько расширив ее, вторил и Ницше: «Актёры гибнут от недохваленности, настоящие люди – от недолюбленности».

Отдавая все силы души и весь талант публике, в ответ певица хотела похвалы и любви, пытаясь восполнить их недостаток хотя бы иллюзией.

В родном театре ее осыпали букетами, которые чаще всего покупала она сама, нанятые ею для этой цели клакеры. Они же устраивали ей и овации в нужных местах, которые она им указывала. Пока звучали аплодисменты, у нее появлялись драгоценные дополнительные секунды, чтобы успокоить дыхание и хотя бы немного отдохнуть. Было у нее и десятка полтора верных поклонников, которые любили ее и помнили в расцвете таланта. Но ряды их неумолимо сокращало безжалостное время.

С незапамятных времен клакеры – профессиональные поклонники, были неотъемлемой принадлежностью всех больших театров мира. Чтобы управлять поведением толпы, еще Римские императоры Август и Нерон пользовались услугами профессионалов, которые смешавшись с толпой, в нужные моменты подстрекали ее на рев одобрения или порицания. Позже, в восемнадцатом веке, было придумано название клакеры, от французского clague – хлопок, хлопанье в ладоши.

У артистов очень часто бывает невероятно раздута самооценка – такова уж особенность этой профессии. Но при этом у них тонкие, ранимые натуры и очень уязвимая нервная система. Они постоянно опасаются, что их исполнение будет встречено равнодушной тишиной, ведь им как воздух нужны аплодисменты одобрения.

А зрители… Они не доверяют себе, а доверяют другим. Слыша громкие восторженные аплодисменты «знатоков», начинают думать, что вероятно исполнение было блестящим, а они просто этого не понимают. И дабы не выглядеть невеждами, присоединяются к всеобщему восторгу. И вот уже аплодисменты перерастают в овации – дело сделано.

Однако за определенную плату клакеры могут не только возвысить, но и уничтожить. Так провалилась премьера оперы Пуччини «Мадам Баттерфляй» в Милане – в моменты самых напряженных эмоциональных сцен в зале слышался хохот, кукареканье, выкрики.

Появление нашей примадонны на сцене было встречено доброжелательными аплодисментами, какими обычно встречают именитых гастролеров. Но далее все шло по убывающей. Публика, сочтя свои ожидания обманутыми, оставалась холодной и неприветливой. Как ни выкладывалась артистка, ответом на ее старания были только жидкие вежливые хлопки. Красавца тенора встречали не в пример горячее, что для примадонны было очень обидно и унизительно.

И вот в любовной сцене, во время самой сложной и ответственной арии молодого певца, она вполголоса, чтобы не было слышно в зале, со злостью сказала ему несколько грубых матерных слов. От неожиданности тенор на высокой ноте «пустил петуха». После такого позора он сник и спектакль допевал уже кое-как. Воодушевленная его неудачей именитая певица обрела второе дыхание, и в итоге получила-таки свою толику горячего одобрения.

Анна, находившаяся на сцене неподалеку, став свидетельницей безобразной выходки примадонны, убедилась в верности рассказов о злых театральных кознях. Ей и самой потом не раз пришлось сталкиваться и с завистью, и с достаточно болезненными, но к счастью мелкими и ничтожными интригами. Так что не оставалось ей ничего иного, как умерить искренность, открытость и в свою очередь надеть маску холодной, но доброжелательной сдержанности.

От этого на душе у нее стало совсем тоскливо. Она поняла, что вместо ожидаемого храма искусства, попала в своеобразную зону «боевых действий». Из рая – на войну.