Татьяна Авлошенко - Хойя. Хроники земли Фимбульветер

Но вспомнить до конца душераздирающую историю я не успел: впереди показались Восточные ворота, наполненный горючими кристаллами железный короб, греющиеся подле него стражники.

– Спокойного караула!

– Ага, и тебе по-хорошему, – поприветствовал меня от лица всех служивых сразу капрал Михель Мерк. – Не явились еще, но вот-вот должны.

Патруль встречает у ворот торговый караван из восточных клиньев. Тот же, что нужен мне.

По заведенному порядку не хронист должен бегать за купцами, а те прислать человека, который обстоятельно расскажет летописцу обо всем, что творится в землях, через которые шел караван. Но сегодня в ратуше взялись белить печи, и находиться в душном, пропитанном едучими, вызывающими головную боль запахами помещении стало совершенно невозможно. Лучше дышать свежим морозным воздухом на улице. В конце концов, в том, что хронист сам выходит к воротам навстречу каравану, нет ничего особенного. Мой учитель Торгрим Тильд всегда так делал. Встреча стражей каравана с обязательным сбором въездной пошлины, проверкой подорожных, досмотром путников на предмет, не затесался ли среди мирных подданных короля Хрольва известный душегуб и злодей, в семи городах разыскиваемый, займет много времени. Успею, пристроившись на каких-нибудь санях, записать рассказы торговцев.

Стражники между тем оживились, засобирались, начали отходить от жаровни. Показался караван.

Длинная вереница саней и всадников неспешно втягивалась в ворота. Здоровались со знакомыми бывалые купцы, с любопытством озирались новички, окликали своих встречающие.

Я ждал, пока предводитель каравана переговорит с Михелем Мерком, чтобы подойти и спросить, с кем можно пообщаться насчет увиденного в пути, а пока что машинально разглядывал вновь прибывших. Столько радости, веселого оживления было вокруг, что мне даже немного жаль стало, что я никого не встречаю. И тут среди круговорота лиц и фигур… Довольная, сияющая, как новый самовар, знакомая физиономия. Да нет, быть такого не может, неоткуда ему здесь взяться! Но другой такой огненной шевелюры не сыскать, наверное, во всей земле Фимбульветер.

– Харальд!..

За те несколько месяцев, что мы не виделись, друг умудрился заматереть, обзавестись курчавой бородкой и – вот чудеса! – пузом. А так все тот же Харальд Вермъер, большой, рыжий и добродушный.

– Я пока что так, посмотреть, прикинуть, что вообще возить стоит. Набрал всякой ерунды, только чтобы бляху гильдейскую дали. – Харальд погладил свой знак Ханделла, медный круг с изображением весов, подозрительно блестящий. – Решил заодно к тебе заскочить. А что, город знаю, где хронист живет, каждый покажет. А то так год пройдет, два, а потом приедешь к другу, а он: ты, мил человек, кто такой? Не помню тебя!

– Тебя забудешь! Фунс! Харальд! С бородой! А пузо-то как наесть умудрился?

– Подушка. – Вермъер с наслаждением расстегнул пару нижних пуговиц на камзоле. – Неудобно – страсть. Но тощему купцу вера и почет не те. Я и без того в караване на самой низовой должности. Взяли пока учеником, а это хуже тяглового кхарна, никакой воли, даже не уйти из каравана до конца похода. Думал, у тебя погощу, пообщаемся вдосталь, ан нет, завтра с утра изволь в обратный путь собираться. Ни поговорить, ни выпить. Слу-ушай! – хлопнув себя по бокам, друг замер посреди улицы. – А поехали со мной в Мёнлус. Хронистам ведь по другим городам кататься не запрещается? Зайдешь к хеску Блумелю, перепишешь у него какую-нибудь бумажку, вот тебе и служебная надобность. С дядюшкой Освальдом о чем-нибудь историческом поговоришь. А через неделю я тебя к купцам в обратный караван в лучшем виде пристрою. Поехали, а? Урсула рада будет, она тебе кланяться велела.

Наверняка врет. Даже если по доброте душевной, сам себя обманывает. Если у Урсулы Вермъер и есть повод поминать меня добром, то хотеть видеть – вряд ли.

Но Харальд смотрел с такой надеждой, так искренне уговаривал поехать к нему в Мёнлус, что я вдруг сам понял: соскучился по единственному за всю жизнь другу смертельно. Мало, мало нам остатка сегодняшнего дня и чего там перепадет от завтрашнего, тем более сколько-то от этого времени сожрут дела караванные. Вот неделя – это подходяще. Не рухнет за это время городской архив, никому он, кроме меня, и не нужен. Зато притащу с востока хеску ректору очередные сведения для энциклопедии, которую пишут в Университете, мне еще и спасибо скажут. Вот только дома… Совсем ведь недавно вернулся…

– Да понимаешь, мне теперь вроде как отпрашиваться полагается.

– У сестры? Ты ж сам говорил, Хельга добрая, отпустит.

– У жены…

– Так ты женился?! – Харальд аж снова встал на месте, зато я пробежал вперед шага два, с такой силой друг на радостях хлопнул меня по плечу. – На Герде?! Вот это, брат, дело! А чего венчальное кольцо не носишь?

– Хельга не велит. Все, понимаешь, так получилось, что клятва и венчание были, а свадьба – нет. Теперь вроде как тайный брак. До лета, тогда отгуляем. Ты, кстати, помнишь, что приглашен?

– Еще повод встретиться. А говоришь – я умудрился! Чего стоим, веди знакомиться!

Харальд и Герда друг другу понравились. Я понял это по тому, как они улыбнулись, когда ладошка моей радости утонула в мягких лапах Вермъера, и как потом посмотрели на меня.

«У тебя хороший друг».

«Славную девушку отхватил, молодец!»

Милые люди, обладающие бесценным даром сразу вызывать симпатию и сохранять эти любовь и доверие очень долго, может быть, до конца жизни.

А Харальд, едва познакомившись, тут же начал заманивать Герду с нами в свой замок.

– С верхушек холмов близ Мёнлуса уже сошел снег. И, – Вермъер многозначительно улыбнулся, – думаю, там расцвели цвалы.

Как знал, змей, чем прельстить усердную и любознательную служительницу оранжереи. Глазки у Герды разгорелись, она чуть не приплясывала на месте, так хотелось ей увидеть воочию цветущие цвалы.

– Ой, Ларс, давай поедем! Поедем, поедем, поедем, поедем!

А что меня уговаривать? Я и так согласен.

А Харальд времени зря не терял, он уже и начальника оранжереи этими цвалами охмурил. Добрейший хеск Брум слушал излияния хитрого купчины завороженно, чуть ли не раскачивался в такт словам, будто жертва Горбатого Дудочника, а потом не просто отпустил Герду со службы, а чуть ли не приказал ей отправиться в Мёнлус за вожделенными семенами. Клятвенно пообещав привезти еще и засушенный образец интересного растения, мы пошли домой.

Как и следовало ожидать, солидный, приятный в общении, а главное (с точки зрения Гудрун) – упитанный (значит, в замке Мёнлус живут не нищеброды и бездельники, а приличные люди!) Харальд произвел на семью наилучшее впечатление. В гости к нему нас с Гердой отпустили без всяких сомнений.