Марина Халеева - Ты Мой Родной. Повесть-счастье

Включил свет. Лампочка сразу вспыхнула и погасла.

– Лампочка перегорела! А ты слышал, как она… клю-клю ? – подбираю слово, соответствующее потрескиванию, после которого лампочка перестала гореть.

– Щёлкнула, да? – помог Даня.

Из кухни папа позвал бабушку:

– Мам, иди сюда!

Даня:

– Баба – мамка , да?

Купили Дане машинку. Красную, но цвет матовый, тускловатый.

Даня сказал:

– Как будто песком посыпанная…

А песок во дворе был как раз матовый, бледно-серый какой-то…

Стоял возле телевизора, на котором стояли тарелочки с угощениями: семечками и чипсами… Наслаждаясь, пел:

От переизбытка эмоций:

– Так хорошо, да? Не пойдём гулять, да?

Весна. Смотрели вместе с Даней в окно.

На улице уже трава, жёлтые одуванчики…

– Вот там большой ро́стел ! – показывает.

Машинально реагирую:

– Рос!..

– А вон там другой рос! – исправился Даня.

«Шлуха́» – шелуха от семечек.

Играл зонтиком. Маленьким, игрушечным:

– Смотри, как я зонтик закры́гиваю (закрываю)!

– Я тебе вчера печенинку оставляла, ты маму-то угостил?

– Нет!

– И даже откусить не дал?

– Нет! Она много съест!

Пришли к нам гости. Бабушка открыла им дверь. Дымка лежала на диване и на вошедших подняла голову.

Бабушка из тесного коридора прошла в комнату, предоставляя возможность гостям спокойно раздеться.

Тут Даня говорит ей:

– Смотри, как Дыма на тебя смотрит, – и тут же продолжает после паузы свою, как будто прерванную мысль: – …твоя подруга, да?

Дымку назвал подругой бабушки, видимо, в расчете, что гости услышат и оценят его «необычный» юмор.

Придя домой, присела на диван:

– Как полежать хочется…

Даня, сочувствуя и как бы продолжая за меня:

– …да всё некогда, да?

Скучал по маме:

– А мама скоро придёт?

Бабушка:

– Мы сначала ещё немного погуляем, потом покушаем, поспим, и сразу мама придёт!

– Давай не будем гулять, не будем кушать, пойдём спать… И мама быстрее придёт!

Шёл по бревну:

– Вишь , я как хо́дю , не качаюсь!

Долго не давал себя подстричь. Боялся. Папа сказал:

– Держать придётся!..

Тут привели к нам подстриженного. Мы стали хвалить, обнимать. Даня посчитал, что хвалили недостаточно, просто радостно встретили.

Напоминая нам, несколько раз повторял:

– Подстригли!..

Мы опять хвалили, что стал красивым.

Признался, что плакал, но зря:

– Было щекотно…

Папу спросили, как удалось подстричь, сказал, что уговаривали, но всё-таки пришлось держать. А стригла всегда мама, она курсы парикмахеров когда-то заканчивала. Через два дня спросили уже у Дани:

– Как папа-то тебя держал?

Даня поднял руку, схватил сверху себя за волосы:

– Вот так!..

– Даня, у тебя много машинок?

– Мало!.. – хочет, чтобы ещё купили.

– А смотри, какие они у тебя новенькие, чистенькие!..

– Конечно, чистенькие!

– Почему?

– Их мыли!

– Кто?

– Их тётя в магазине моет!

Играя в песочнице, испачкал руки.

Бабушка предложила ему сполоснуть их в тазике с дождевой водой.

Послушался и хвастается мне потом:

– Смотри, какие ладошки чистые! Прямо блестят!

Бабушка говорит:

– А вчера гулял, просил дать печенинку: «У меня только ладошки грязные, а пальчики чистые!»

Несколько раз заводил музыкальную игрушку, у которой был очень громкий звук.

Бабушка не выдержала:

– Даня, хватит!..

– А то всех соседей расшумлю (разбужу шумом)?

Пробует свои силы: то залезет на самое большое вкопанное колесо на детской площадке, то возьмётся поднимать край своей кровати, то встанет внутрь ходунков и за бока тянет их вверх:

– Вот как я могу!

Ухватился за угол дивана, пытается оторвать от пола.

Не получается, тяжело:

– Ой, вся сила устала!

Вхожу.

В кухне на краю стола стоят в ряд четыре малюсенькие машинки. Тесно одна к другой.

Бабушка говорит:

– Скажи тёте Марине, почему они здесь стоят?

Молчит.

Бабушка:

– Подарок приготовил! Тёте Марине, Бобику, Степашке и бабусе! Забыл?

Степашка с Бобиком и бабуся – это куклы, надевающиеся на руку. Последняя – это баба Яга, бабуся-Ягуся или просто бабуся.

Все эти куклы у нас «в ходу», чередуем на занятиях с Даней.

Пошли играть с ним в машинки, в игру взяли и четыре маленькие.

Поиграли, сели на кровать, взяли блюдечко с черешней и стали пробовать. В первый раз, раньше не покупали.

Разглядывали, где помещается косточка.

Ел, откусывая каждую ягодку по чуть-чуть, боялся «зубы сломать» (после моих слов).

Потом покатался у меня на закорках и еле-еле отпустил домой, пришлось сказать:

– Надо Дыму кормить, Дыма плачет!..

Вышли на кухню.

Попил кипячёной воды из бутылочки, которую ношу всегда с собой в своей сумке.

И вдруг кинулся обратно в комнату и приносит те первые малюсенькие машинки, выбрал их из общей кучи:

– Подарок!

Я начала перечислять:

– Тёте Марине, Бобику, бабусе и… – оба растерялись.

Я продолжаю:

– И Степашке! Вспомнила!..

Заулыбался, а то стало страшно: кому ещё-то?.. Забыл!

Побежал к окну махать рукой и смотреть, как я буду уходить.

Лето. Жара 32 градуса. Шкаф был с антресолями, высокий, почти под потолок.

Кошка по шторе забралась на самый верх, чтобы полежать там в одиночестве. Легла на углу с краю, свесив по одну сторону две лапы, по другую – лапы и хвост. Даня посмотрел на неё и сказал:

– Хочу Дыме хвостик погладить!

– Как же ты погладишь? Высоко, не достанешь!

Тогда решил под музыку (мою игру на пианино) бегать по комнате.

Дыма боялась громких звуков. Когда она была ещё маленькой, нам устанавливали в квартире железную дверь и громко сверлили стену. Она была в ужасе, спряталась под шкаф и долго не хотела оттуда выходить, еле достали.

С антресолей она перебралась на гардину, прошлась по ней и спрыгнула на диван, потом с него на пол и хотела уже бежать в маленькую комнату прятаться.

Даня взял её на руки, приласкал, погладил и поднёс к пианино:

– Хочу хвостиком нажать!

Я взяла Дыму, успокоила, а Даня кончиком её хвоста осторожненько дотронулся до одной клавиши, потом так же тихонечко несколько раз нажал её Дыминой лапкой.

Дыма на ручках пригрелась… Она не боялась, не вырывалась, жмурила глаза и собиралась так полежать подольше.