Кир Регольт - Иов

Ему легко давались скрытые смыслы эпюров и разверток. Косте не составляло труда начертить разворот любой фигуры от цилиндра или тора до червячного вала. Но у большинства в группе это не получалось вовсе. Костин преподаватель вел курс в соседнем ВУЗе у взрослых заочников – бывших военных, переучивавшихся на гражданские специальности. Там-то он и посоветовал Максиму обратиться за помощью к его студенту – к Косте. Максим обратился. Предложил деньги за чертеж. Косте понравился Максим. Он был старше лет на восемь. Открытый. Смелый. Не стеснялся того, что ему пришлось переучиваться по конверсии. Ко всему относился с юмором. Костя начертил ему безвозмездно. То есть даром. Максиму этому очень обрадовался. Высокий, худощавый, лопоухий, с грушевидным носом – Максим был типичным представителем львовско-винницких украинцев, для которых щедрость была таким же загадочным явлением в людях, как и категорический императив Канта. От радости, что удалось сэкономить 500 рублей, Максим тут же записал Костю в свои лучшие друзья и стал много рассказывать о себе. Где служил, почему пришлось уволиться из армии. Что в налоговую полицию его позвал знакомый командир. Что создается новая сила. Будут бороться с теми, кто не платит налоги. Но пока еще никто не понимает в операционной работе коммерсов. К чему можно зацепиться, где они мухлюют. Поэтому приняли решение выстраивать агентурную сеть. Подкупать и запугивать бухгалтеров и экономистов на предприятиях и через них узнавать о схемах ухода от налогов.

Максим зашел в ларёк, сел на ящик и развернул бумажный сверток. Это была копчёная салака.

– Давай выпьем, – сказал Максим указывая на салаку, – у меня к тебе есть разговор.

Костя, оценил весь патриотизм ситуации и достал литровую бутылку водки «Россия».

– Хорошая водка. Слушай, а есть ли у тебя что-нибудь новое, чего бы я не пил еще никогда? – загадочно спросил Максим.

Костя показал рукой на витрину. Бутылки на витрине стояли лицом наружу, но спиной к Максиму. Поэтому он стал снимать понравившиеся бутылки и крутить их в руке, чтобы иметь возможность прочитать этикетку.

– Вот, эта! – обрадовался Максим и зачитал, – Berliner Baren Kirsch.

Костя обернулся и очумел. Это был вишневый ликёр.

– Под копченую салаку? – деликатно спросил Костя.

– Ну да. А чё? – недоумевал Максим.

– С копченой рыбой поженится только водка. От ликёра будет дикая изжога. Да и не вкусно это. Ликёр сладкий, салака копченая. Попурри какое-то, – продолжал настаивать Костя.

– Не, Костян, чё я водку не пробовал? А новый ликёр попробовать надо. Ну и что, что под рыбу. Мы не из дворян. Давай этот ликёр попьем. Открывай.

– Макс, давай тебе открою ликёр. А себе водку. Не возражаешь?.

– Возражаю! Вот это уже точно попурри. Один ликёр пьет, другой водку.

Костя вспомнил этническую принадлежность Максима и понял, что спорить сейчас с ним не стоит. Себе дороже. Да и с изжогой – может обойдётся. Постараюсь немного выпить. А салаку вообще есть не буду. Такая вонища стоит. Жуть.

Максим разлил: «За дружбу!» Выпили.

– Костя, я буду с тобой откровенен и начну с главного. – стал разливать по второй Максим – Ты и твои хозяева налогов с торговли не платите. Соседи ваши тоже не платят. Так?

– Так нет же никого в таможне. Кому платить не известно. Хочешь, мы заплатим золотом, – стал шутить Костя.

– Да нет, я мзду не беру. Мне за державу обидно, – поддержал шутку Максим, – Я о другом. Давай, я вас трогать не буду, и все вопросы по деятельности буду помогать вам решать. А ты меня будешь информировать: кто, сколько и как не доплачивает налогов. За ваш ларёк, за соседние ларьки и за всех предпринимателей, которые тебе тут по ночам пьяные свои души изливают и на жизнь жалуются. Запоминай и мне передавай, а я уже придумаю, что с этой информацией делать. Идёт?

После выпитой бутылки Максим захмелел. Долго еще не уходил. Костя предлагал ему взять бутылку ликёра с собой. Но Максим отказывался и много говорил. Говорил всякую околесицу. Видимо, хотелось выговориться. Он и выговаривался. Костя умел слушать. Умение выслушать было частью его профессии.

Как и ожидалось, изжога долго не заставила себя ждать. И вообще, после такого позднего ужина весь организм страшно мутило. Костя сменился ранним утром. Пришел домой в особняк на Самотёке. На кухне горел свет. Мать сидела на табуретке, плечи и голова лежали на столе. Костя понял, что у неё нет сил подняться. Он нагнулся к ней. Мать молча обхватила его за шею своими тонкими зелеными руками. Костя спиной почувствовал, что пальцы кистей сомкнулись в замок, и потянул назад. Он выпрямлялся и тащил за собой легкое тело матери. Она встала на ноги, держась обеими руками за сына. Вместе они дошли до кровати. Присели. Ложиться не хотелось. Она и так все время лежала. Стоять она не могла. Решила как можно дольше посидеть. А когда силы кончатся, то уже снова лечь. Костя всё это понял, встал и, молча, пошёл к себе спать.

Его силы тоже были на исходе. Их место теперь занимала изжога. Отчаяние из-за матери. И вот, надо ж тебе, еще этот жуткий вопрос от его нового знакомого: «Стучать или не стучать?» Костя лёг, но уснуть не смог. То ли боль от изжоги, то ли боль от нерешенного вопроса не давали ему заснуть. Голова шумела, мышцы изнывали. Усталость боролась с тревогой. Раздражение нарастало. Либо я сейчас сойду с ума, либо…

– Либо помолись, – Костя услышал в голове спокойную мысль. Взглядом нашёл маленькую репродукцию картины Иванова «Явление Христа народу». Году в 1989-90м, еще в школе, мать заставила купить в Третьякове. Они только что появились. Восстановил в темноте сюжет. Почувствовал тепло Иордана и стал вспоминать текст «Отче наш». Глаза заволакивались мутной пеленой и сознание стало проваливаться в глубокую яму.

Там, в яме, на берегу Иордана сидели четверо. Трое взрослых мужчин и один юноша. Вдалеке стояли верблюды, слышались ещё голоса. Здесь, у поворота реки под деревом, рассветало тихое палестинское утро. Один из мужей повернулся, прищурился и, как-будто в тумане, разглядел подходящего к ним человека.

– Чего опечалился, странник? – Алишас отвернулся от Кости, и вопрос повис в воздухе ни к кому не обращенный.

– Знаем чего. Ему мытарь предлагает предательство совершить. Запугивает угрозами. А он растерялся – нежная душа, – ответил за странника Виледат.

– За мать он переживает сильно. Вот и ослабела душа. Опоры ищет. А того не знает, что сама себе и есть лучшая опора, – В сторону размышлял третий старец Джафар, – Наш то малой здесь? Валуй, где ты? Покажи куда присесть пришлой душе. И принеси воды, малыш.

– Хорошо, – покорно отозвался Валуй и пошел за водой по направлению к стану.

Старцы сидели тихо. Смотрели на восток, в сторону восходящего солнца. Незаметно вернулся Валуй. Он нёс медный кувшин с кипяченым чаем.

Читать дальше