Александр Солин - Две повести

Я сказал:

– У меня масса вопросов. Я так надеялся, что вы мне на них ответите…

– Отвечу, но не сегодня. Кстати, вы говорили кому-нибудь о том, что с вами случилось?

– Нет.

– Правильно. Советую вам не делать этого. Иначе вас ждут неприятности с обеих сторон.

Сказав это, мужчина встал.

– Вы мне нравитесь, но, к сожалению, я должен вас покинуть. Дела. Надеюсь, мы еще увидимся. На всякий случай, вот вам моя визитка. Звоните.

Он вынул из нагрудного кармана и протянул мне визитку, затем протянул руку, крепко пожал мою и не спеша удалился. Я стоял, держа визитку в руке и глядя ему вслед, неудовлетворенный и расстроенный. Когда его представительная фигура исчезла за углом, я поднес визитку к глазам. Это был обычный на вид кусок тисненого картона. У левого его края располагался логотип в виде длинного красного кувшина с двумя ручками. Середину кувшина опоясывала белая лента с вытесненными на ней черными фигурками и непонятными знаками. В центре визитки черным по белому было написано – Иванов Виктор Владимирович, АНТИКВАР. Ниже указан номер телефона: 777-0-666. Все.

Я пожал плечами, достал бумажник и сунул туда визитку. Что ж: Иванов, так Иванов, антиквар, так антиквар. Как-никак, собрат по несчастью. И на том спасибо. Я еще раз пожал плечами, что соответствовало ответу компьютера: «На ваш запрос найдено ноль файлов», и двинулся ловить маршрутку, чтобы продолжить путь к рабочему месту.

Вот вам простой вопрос: чем один человек отличается от другого? Полом? Ростом? Весом? Лицом? Запахом? Зарплатой? Способностями? Мобильником? Ловкостью рук? И да, и нет, ибо всё перечисленное можно как приобрести, так и утратить. Потому что, кто обладает состоянием – должен опасаться. Влиянием – скрываться. Если у кого счастье – то обманчивое. Если талант – то посмертный. Изворотливый когда-нибудь застрянет, красота когда-нибудь завянет, сила когда-нибудь угаснет. И каждый когда-нибудь, да опечалится. Потому что все живущие рано или поздно сравняются.

Главное отличие – это мегабайты нашего серого веществе, которые всегда при нас и крутят нами, как запахи собачим носом. Их количество и качество и есть наша настоящая цена, которая никогда, к сожалению, не совпадает с рыночной. Вот я, например, в данный момент ст0ю никак не меньше миллиона долларов. А кто об этом знает, кроме антиквара Иванова? Никто. Обидно, черт возьми. Приблизительно так думал я, сидя спиной к водителю и глядя, как быстрые серые тени набегают на неподвижные лица моих новых соседей по маршрутке.

«Что знают эти люди? – думал я. – Только то, что видят их глаза и слышат их уши. Заглянуть внутрь себя они не способны. Что для них есть истина? Только то, что диктует им прямолинейная логика городской кухни. Логика кривых миров им недоступна. Что они могут? Заигрывать с гравитацией, кокетничать с законом Архимеда, насиловать трение, презирать инерцию? Самодовольные невежды! Если бы они знали то, что знаю я!»

Неразбавленный весенний аромат скользнул через приспущенное стекло водителя и опьянил меня. Гордыня вдруг овладела мной. Вырастая в плечах, я смотрел на случайных попутчиков, как адвокат смотрит на клиента, врач – на пациента, чиновник – на просителя, кандидат – на избирателя, вор – на фраера. «Если бы они знали то, что знаю я!» – распухая от важности, обращал я в условный капитал мои недавние страхи.

«Все-таки, скользкий тип этот Иванов, – утешив самолюбие, вернулся я к подробностям чудесной встречи, – Ничего конкретного. Сплошной туман. Только и сказал: «Жди, сам все узнаешь». А между прочим, знал про меня то, что не должен был знать!» – массировал я свое недовольство, растирая и пощипывая. – Что-то я не заметил, чтобы он мне обрадовался. Или он таких, как я каждый день встречает? Да и признался подозрительно быстро. А ведь мог поднять на смех и культурно свалить. И лицо у него слишком правильное. Не наше лицо. И ушел быстро. Вот я, например: если бы ко мне подвалил такой же бедолага, как я сам – неужто бы я стал торопиться по делам? Неужто бы не отвел душу? Нет, конечно, он в курсе, вопросов нет. Но уж больно деловой. Подумаешь – антиквар хренов!» – брюзжал я, как бывший член Политбюро в доме престарелых.

И все же польза от встречи была. И немалая. Взять хотя бы факт наличия сообщника. Еще утром я и мечтать о нем не мог. И вдруг – нате вам! Сообщник собственной персоной! C такой же бедой, но жив, здоров и прекрасно выглядит! Опять же, если есть один, значит, есть и другие! А в компании и сам черт не страшен! Значит, живем! Это ли не главное утешение? А в остальном, рано или поздно, разберемся. Надо ждать – будем ждать.

Так думал я, пока мы ехали. Мы ехали – я думал. Телефоны молчали, и я своими думами наполнил салон по самый люк. Устав думать, я скосил глаза в окно. За окном завилял город. Манекены в витринах оживились, протянули ко мне руки и закрутили головами вслед. Одноэтажная коммерция – распродажная девка в цветах яркой помады и с запахом чужого успеха – спешила попасть на глаза. Это город. Территория сердечного согласия выхлопной трубы и флакона духов. Место нежданных встреч и утомительных расставаний. Лабиринт капризов и канализация желаний. Скороварка чувств. Микроволновка отношений. Духовка разочарований. Мясорубка дней. Кухня нашей жизни. Это город.

«Э-э! Да ты, брат, никак, философом стал!» – похлопал я себя по плечу.

Не успел я, однако, подивиться проклюнувшей наклонности, как в моем кармане впервые за утро зажужжал телефон. Я извлек его на свет божий и подобрался. Народ изобразил равнодушие.

– Алле-у! – громко представился я и стал слушать секретаршу Светочку, которая без точек и запятых принялась жаловаться, что без меня им не заработать всех денег. Я слушал, отставив трубку, поводя глазами и кривя рот в ее сторону, всем видом показывая почтенной публике, с кем приходится работать.

– Между прочим, на свете есть вещи поважнее денег! – покончив с контактом, внушительно довел я до сведения глазеющей общественности, после чего приказал: – Шеф, тормози!

Шеф затормозил, я приехал.

Что-то со мной произошло. Я никогда не вел себя на людях так развязно.

«Сколько событий за одно утро», – подумал я, подходя к двери, ведущей в здание, где располагалась моя контора.

Всякий, кто открывал эту дверь, сразу понимал, что это не простая дверь, а бизнес-дверь. И, открыв ее, попадал не просто в вестибюль, а в бизнес-вестибюль. Отмерив десять ступенек вверх, он проходил мимо бизнес-мордоворота из охраны. Навстречу ему следовали не просто мужики и гражданки, а бизнесмены и бизнес-леди, потому что это вам не какая-нибудь безымянная недвижимость, а бизнес-центр. Здесь на всём, от плинтусов до тугих воротничков и накладных ресниц, лежала печать евроремонта. Ковролин глушил шаги, ритуал принуждал к улыбке, переговоры затачивали манеры. Деньги, как перелетные птицы, останавливались здесь на отдых. Некоторые задерживались. Остальные летели дальше.