Вера Переятенец - Двадцать жемчужин Марии Стюарт

© Вера Переятенец, 2021

ISBN 978-5-0055-4337-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга «Двадцать жемчужин Марии Стюарт» – это детективный роман петербургского искусствоведа В.И.Переятенец. Она владелица «Художественного бюро «Агата», занимающегося экспертизой и оценкой антиквариата. Будучи аттестованным экспертом Министерства культуры РФ, автором многочисленных статей и таких книг как «Русский антиквариат» (2003) «Экспертиза и оценка произведений декоративно-прикладного искусства. Фарфор. Стекло. Ювелирные изделия» (2012) и «Введение в практическое искусствознание. Экспертиза и оценка антиквариата» (2018) она хорошо знакома со средой коллекционеров и торговцев антиквариата. Однако не следует воспринимать данное сочинение как документальное.

«Двадцать жемчужин Марии Стюарт» – это четвертый роман из серии книг об эксперте Веронике Смирновой. Накануне собственной свадьбы она открыла ящик Пандоры, вспомнив собственное прошлое, о котором так долго заставляла себя забыть. Но это утро и подаренное ей украшение перевернут ее жизнь. Ей вновь предстоит не разгадать загадку жемчужного украшения, но и поставить точку в череде страшных убийств.

Яков пил уже седьмую чашку крепчайшего эспрессо, хотя было всего два часа дня. Да и сигарет многовато уже выкурено для этого времени суток. А все эта несносная девчонка. Конечно, стареет, здорово сдал за последний год, но, в конце концов, он ей платит. Могла бы и не раздувать губки за такие деньги и возможность ночевать в прекрасном старинном особняке, а потом завтракать с видом на лагуну воздушными круассанами с джемом и ароматным кофе. Можно подумать, эти чертовы вездесущие торгаши из Сингапура с ней обращаются лучше… Она даже понятия не имеет, кто ОН, похоже, ей просто наплевать на это. Куда катится мир! Когда-то все слушали «Битлз», съезжались на все эти чудные фестивали, в этом был протест, смысл, интеллект. А эти аморфные бесполые молодые люди, приезжающие в европейские города, чтобы жить на пособие, что они знают о жизни, о творчестве! Дешевая одежда, алкоголь, травка, тусовка где-нибудь на Ибице и все… Какая поэзия, какие двойные смыслы, о чем вы? Да, мир медленно катится в сторону растительности. И это на фоне таких глобальных перемен.

Берлинская стена рухнула вместе Советским Союзом, а этим юным все фиолетово (тоже мне словечки!). Они не понимаю, что это значит, и сколько надежд с этим связано. Особенно у людей его поколения. Но мир почему-то в тот момент не стал лучше, выше, достойней… А ей наплевать, она просто ухмыльнулась и помахала рукой.

После такого прощания утром он не стал завтракать в номере, а вышел прогуляться по городу. Слава Богу, был декабрь, в меру прохладно, туристов почти нет, и, главное, нет дождя. Утро на редкость сухое, светит солнце, и есть надежда, что эта погода продержится до заката. Там, в Ленинграде (они уже переименовали его в Санкт-Петербург) в это время холод, слякоть, а может, даже суровый мороз под 30, от которого он совсем отвык, и главное – полное отсутствие солнечного света. Природа словно наказывала жителей за безрассудные белые ночи, когда они так расточительно наслаждались светом, гуляя ночами по этим тонущим в цветущих сиреневых кустах и липах бульварам и паркам. Да что там, один или два куста или растущая под окном липа, расцветающие в это время в петербургских дворах, могли свести с ума своим ароматом. Спать в эти дни было преступлением. Хотелось только идти с любимой зеленоглазой женщиной по этим аллеям или, выйдя на крышу, любоваться городом с разведенными мостами над Невой и читать-читать свои стихи. Боже, в какой другой жизни это все было! Этих белых ночей ему так не хватало и в любимой Венеции, и в Париже, и в суматошном неспящем Нью-Йорке. Да, эта зима словно обманчивое ленинградское лето.

Он постоянно ловил себя на том, что, уехав из Союза, из этого презираемого им «совка», он все время старался сохранять свои прежние привычки: заказывал в ресторанах блюда, которые были похожи на те, что он ел там, носил одежду, о которой он мечтал там, ездил путешествовать туда, где было что-то похожее на Ленинград. Вот и сегодня, гуляя, он машинально отмечал: это похоже на Крюков канал, а здесь словно Финский залив. В кафе он заказал пару вареных яиц и, вместо круассанов, тосты из белого хлеба с маслом, а потом еще пару эклеров. Нет, в «Севере» лучше… Он ненавидел себя за это, но ничего не мог с этим поделать. А ведь после всего, что сделала с ним эта страна, он должен был презирать то, что было с ней связано, но в «Севере» эклеры были объективно лучше, натуральнее что ли.

Бросать все нужно: и курить, и с девочками, да и с кофе тоже, а то когда-нибудь сердце выскочит наружу и все. На Васильевский остров… Не отвезут. Хотя, если такими темпами все будет там меняться, то и в мавзолее похоронят. Но пока пью, тьфу-тьфу! Завтра он полетит домой, все вернется в нормальный ритм, и Яков еще поскрипит, поживет.

Но с кофе нужно завязывать. И обязательно пойти прогуляться до обеда. Этот Костя-издатель (надо же, в Союзе появились издатели) обещал привезти художника. Да… кто-бы сказал, что его будут издавать в Союзе, и что отдельной книжкой выйдут его сонеты. Не самые лучшие, правда, стихи. У него есть интересней. Надо бы спросить, на что купились: на любовников Марии или генсека в параличе… Скорее, на то и на другое. А художник классные иллюстрации нарисовал. Мария у него славяночка славная. Славяночка- славная, надо использовать.

Он докурил сигарету, взял кусочек круассана и вышел из «Флориана» прогулять. На набережной, вытянув руку с кусочком тоста, покормил чайку. Потом, пройдя еще раз кругом по Сан-Марко, нырнул в небольшой проулок, где среди лавок, торгующих всякой мелочевкой для туристов, был милый антикварный магазинчик, который держал его знакомый. С этим антикваром – Антонио Яков познакомился очень давно, еще в свой первый приезд в Венецию. Так ходил, гулял и вдруг увидел в витрине ленинградскую чашку, расписанную знаменитой «кобальтовой сеткой». У его родителей был такой сервиз. Зашел, расспросил, откуда чашка. Оказалось, продана кем-то из наших эмигрантов. Тогда пошел целый поток наших выезжающих «на историческую родину», вместо которой они так хотели поспасть в США. Многие из них месяцами сидели ждали разрешения на въезд в Италию. Ну и конечно, везли с собой всеми правдами и не правдами все, что можно продать. Яков купил себе эту чашку. Он до сих пор пьет из нее кофе по утрам. Американская привычка использовать кружки в его доме так и не прижилась. Он считал, что в этом есть что-то низкосортное, плебейское.