Алекс Монт - Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова. Авантюрно-исторический роман

За полверсты до усадьбы Буран, любимый конь ротмистра, насыщенной вороной масти, неожиданно захромал.

– Проклятье! – выругался Павел, спрыгивая на затверделую, схваченную лёгким морозцем землю. – Ах, вот оно что!

Опытный кавалерист, он безошибочно определил причину хромоты лошади.

«Быть сегодня Гераське под батогами! Не инако вдрызг пьяным подковы, подлец, ладил! И куда староста Леонтий смотрит?! Однако ж не с руки мне на хромой лошадке к гордым панам заявляться», – подумал Овчаров и хотел уж воротиться, как вспомнил об их кузнеце Ефиме, мужике справном и непьющем.

Пустив Бурана шагом, он размышлял, как половчее повернуть разговор с Кшиштофским. Смеркалось. Стоявший на крутом берегу Вилии просторный господский дом с колоннами и мезонином был залит светом, в окнах первого этажа вальсировали пары, с подносами сновали лакеи.

«Ага, да у них тут званый вечер, а я без приглашения, да и не при параде!» – бросив придирчивый взгляд на вычищенный и отглаженный сюртук, но, увы, не новомодный фрак, скромно выглядывавший из-под накинутого на плечи дорожного плаща, посетовал Овчаров, въезжая в распахнутые, обитые медью ворота.

Дворецкий Казимир, поджарый седовласый мужчина, напоминавший хорошо выезженного племенного рысака, с учтивым достоинством принял поводья и, отдав беспокойно фыркающего Бурана на поруки конюху и кликнутому Ефиму, провёл ротмистра в сени. Войдя в заполненную шумной толпой залу, Овчаров тотчас принялся искать глазами Кшиштофского, но тут его кто-то потрепал по плечу.

– О, пан Владислав! – по-родственному тепло поздоровался с отцом Кшиштофского Павел.

– Мы думали, вы в отъезде, а посему не прислали приглашения, – изобразив удивление на полноватом, слегка обрюзгшем лице, украшенном отвислыми пшеничными усами, неуклюже оправдывался пан Владислав.

Овчаров припомнил, как, забирая деньги, говорил Кшиштофскому, что намеревается покинуть родные пенаты по делам закладной, и понимающе кивал.

– Хенрик сей же час выйдет, он с дамами! – заговорщически подмигнул старый пан, неопределённо махнув рукой куда-то в сторону.

Кшиштофский появился в обществе юной белокурой красавицы. Раскрасневшаяся, разгорячённая шампанским и танцами барышня грациозно опиралась на руку своего кавалера и была воистину прелестна. Ротмистр не мог отвести от неё глаз.

– Экий ты, братец, право! Отчего не дал знать, что не уедешь?! И ужель не признаёшь нашу Эльжбету?! – с притворной укоризной пенял и без того неровно дышавшему и сбитому с толку Овчарову Кшиштофский.

– Здравствуйте, панна! – смущённо вымолвил он. – Примите мои нижайшие извинения, но я вас взаправду не узнал!

На лице Павла играла открытая, обезоруживающая своей искренностью улыбка.

– А я вас, напротив, помню по прошлому году! Мы вместе травили зайцев, и наша охота порядочно истоптала владения Дворжецких. Хенрик, наверное, не забыл, какое ужасное «фи» нам высказала пани Бронислава. – С лукавой иронией девушка взглянула на брата.

– Младший Дворжецкий всё ещё дуется. Удивляюсь, как он меня до сих пор не вызвал!

– Вытоптанные лошадьми и собаками поля определённо стоят дуэли, ежели сами хозяева, подобные своре борзых, не травили зайцев в компании столь очаровательной панны, – нашёлся с ответом начавший обретать обычную уверенность Овчаров.

С хоров грянула мазурка. Глаза Эльжбеты и Павла встретились. Прекрасная пара закружилась в танце.

«Как… как некстати он приехал!» – озирая танцующих, досадовал Кшиштофский. «Наверняка догадался, что деньги фальшивые. Ну и что из того? Я мог и не знать об том!» – пытался неуклюже успокоить себя пан Хенрик, вытирая со лба проступивший пот. «И чёрт меня дёрнул довериться пану Тышкевичу! А всё ведь батюшка подстроил!» – готов был провалиться сквозь землю он.

Офицер разведки Великого герцогства Варшавского, созданного Наполеоном из оторванного от разгромленной Пруссии куска старой Речи Посполитой, полковник Тышкевич выполнил просьбу доброго знакомого пана Владислава – генерала французской службы Михала Сокольницкого и привлёк молодого Кшиштофского к делу восстановления Польши. При их первой встрече в Вильне в августе 1811 года Тышкевич настойчиво посоветовал пану Хенрику наведаться в Варшаву и сойтись поближе с банкиром Френкелем: «Когда пан Френкель о чём-нибудь вас попросит, не замедлите исполнить его желание. Это будет вашим первым поручением»

Кшиштофский вернулся от Френкеля с тяжёлой мошной, набитой фальшивыми русскими ассигнациями, и теперь активно занимался их распространением. Идея всучить фальшивки Овчарову возникла спонтанно. Ни Тышкевич, ни сам банкир не ограничивали его в вопросах сбыта. Они ограничивали его лишь временем. «Соблаговолите обернуть дело так, чтобы к весне следующего, 1812 года ваши чемоданы оказались пусты», – напутствовал банкир Кшиштофского, передавая ему фальшивки. Тот без энтузиазма отнёсся к поставленной задаче. Он надеялся послужить родной Отчизне иначе. На коне и с саблей наголо. Или хотя бы совершить какой-нибудь геройский поступок. А тут эти банкноты. Однако он дал слово, а посему был вынужден исправно избавляться от доверенных ассигнаций.

Музыка смолкла, и Овчаров вернул Эльжбету брату. В эту минуту дворецкий Казимир объявил о прибытии очередного гостя, имя которого Павел не расслышал. Кшиштофский торопливо извинился и, оставив сестру на его попечение, кинулся навстречу вошедшему. Тем временем танцы продолжались. Павел менял дам, дамы передавали Павла другим дамам, и когда Овчаров вновь нашёл глазами Кшиштофского, определённо не желавшего нарушать его приятное времяпровождение, то вспомнил, наконец, цель своего визита. Поняв, что отделаться от нежданного гостя с помощью красавицы сестры ему едва ли удастся, пан Хенрик поспешил к ротмистру.

– У тебя ко мне разговор? – натужно кашлянув, искательно обратился он к Павлу.

– Проклятая закладная! Представь, мне пришлось уплатить все проценты по ней, и сейчас я опять стеснён, – нарочито мялся и ломал комедию Овчаров.

– Так ты всё-таки ездил?!

– А ты как думал!

– И заплатил?!

– Разумеется, до последней копейки.

– И… что же? – с трудом справляясь с волнением, выдавил из себя Кшиштофский.

– И теперь вот сижу, братец, сызнова без денег.

– А… Так, стало быть, тебе надобны деньги! – хлопнув себя по лбу и извиняясь за свою недогадливость, воскликнул он.

– Был бы весьма обязан тебе, Хенрик. Я и без того тебе должен, но ежели сможешь…

– О чём речь, право! Разумеется, смогу! – с неподдельным воодушевлением зачастил он. – Идём, поднимемся ко мне!

По пути им встретился человек весьма неприятной наружности, с жёстким колючим взглядом и худым мертвенно-бледным лицом, подчёркивавшим жёсткую колючесть этого взгляда, – тот самый господин, чьё имя не разобрал Павел, когда его объявлял дворецкий. Он оторопел, как подобострастно, втянув голову в плечи, поклонился неизвестному Хенрик, и тот ответил едва уловимым опусканием век.