Алекс Монт - Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова. Авантюрно-исторический роман

Беспорядочная пальба с придорожных холмов прервала раздумья ротмистра. «А вот теперь держись! Капитан, чертяка, будто в воду глядел!» – пронеслось в мозгу Овчарова, и в мгновение ока он соскочил с лошади.

– Parbleu! Les Russes! Partisans! 10 10 «Чёрт возьми! Русские! Партизаны!» (фр.). – во весь голос закричал капитан, осаживая и поднимая на дыбы свою лошадь. На шедших шагом драгун очертя голову, с гиканьем и свистом летели конники в далёкой от устава русской армии форме. Старый рубака не растерялся. Скомандовав драгунам спешиться и открыть огонь, первым же выстрелом он уложил вырвавшегося вперёд верхового, однако ударом палаша богатырской силы был разрублен почти надвое шедшим в основной волне всадником. Прикрываясь лошадьми, драгуны сделали по прицельному выстрелу. На пыльную, обожжённую солнцем землю упали шестеро, не считая корчившегося в конвульсиях силача, зарубившего драгунского капитана, но за ними скакали новые всадники. Вскочив на коней, сомкнутым строем драгуны пошли им навстречу. Лихо орудуя пиками, партизаны, большинство которых составляли казаки, опрокинули первую шеренгу французов, однако вторая, успев разрядить пистолеты, с великим ожесточением бросилась с палашами наголо вперёд. Узость дороги скрадывала численное превосходство партизан, коих насчитывалось не менее сотни. Под неистовым напором драгун они подались назад, но вскоре овладели положением и с отчаянными криками «ура!» ринулись в атаку, пытаясь прижать французов к холмам. Драгуны дрогнули. Нарушив строй, они сбились в кучу, продолжая наносить яростные разящие удары, но это была уже агония. Все полегли за считаные минуты.

Едва завязалась рукопашная, стрельба с холмов пошла кучнее и сосредоточилась на повозке. Шальная пуля угодила в бок денщику Кшиштофского, пробив его лёгкое навылет. Юноша даже не успел вскрикнуть. Смерть наступила мгновенно.

– En arriere! Reculez! 11 11 «Назад! Поворачивайте!» (фр.). Дьявол тебя дери! – яростно жестикулируя, кричал вознице вмиг оценивший обстановку Овчаров. До смерти напуганный кучер не стал спорить. Как ошалелый, ожесточённо работая хлыстом, он круто развернул повозку с чудом не выпавшим из неё Пахомом.

– Хенрик, держись моего левого плеча! – остановил Павел устремившегося было вслед за драгунами Кшиштофского и, оседлав коня, во весь опор поскакал назад, в сторону Смоленска.

Поколебавшись с секунду, поляк повиновался. Полверсты бешеным галопом – и вот она, та самая спасительная тропа. Погони не наблюдалось. Пустив взмыленных лошадей шагом, беглецы поднялись на гребень холма, где наткнулись на обширную поляну. Людям и лошадям был необходим отдых…

Нападавшие допустили досадный промах. Вместо того чтобы вести малоэффективную стрельбу с придорожных холмов, им следовало взять драгун в клещи, отрядив стрелков в хвост растянувшегося по дороге взвода. Тогда едва ли бы кто спасся. Фортуна и на этот раз благоволила Павлу. Скоротав остаток дня и полночи на горной лужайке, с первыми лучами солнца они спустились на окутанный туманом тракт. На месте, где несколько часов назад шла кровавая сеча, всё было убрано. Партизаны сволокли тела убитых в лес, где и захоронили. Кшиштофский заметно нервничал, но старался не подавать виду. Что говорить, а стычка с казаками произвела на него куда большее впечатление, нежели участие в «делах» в бытность его на кратковременной службе в Пятом польском корпусе князя Понятовского.

Тем временем туман рассеялся, поднявшееся солнце осветило дорогу. Холмы исчезли, выжженная равнина сменила их. Как и в Смоленске, смешавшийся с пылью неистребимый запах гари неотступно преследовал путников, вызывая резь в глазах и кашель в горле. Тучи ос, слепней и комаров кружились над повозкой; их мерному жужжанию вторили мириады отвратительных, доводивших до исступления мух. Облепив густо покрытые конским навозом, застывшими лужами кровавого поноса и зеленоватыми кучками человеческих фекалий тракт, они роились над самой землёй, сгоняя друг друга с усеявших обочины трупов издохших лошадей и погибших от жары и жажды воинов. Слетевшиеся на падаль вороны алчно клевали разлагавшееся мясо, опуская головы в миазмы мертвечины и зарываясь в гниющую плоть по самые хвосты. Брошенные повозки и фуры затрудняли движение, приходилось часто останавливаться и вручную освобождать дорогу. Окружающая местность казалось вымершей, золотым ковром шумел неубранный хлеб, а одиночные дымы сгоревших деревень подчёркивали бескрайнюю пустоту обезлюдевшего пейзажа. Двигаться стало безопасней, пространство всюду проглядывалось, но, помимо партизан, следовало опасаться сновавших вдоль тракта мародёров. В поисках пропитания и наживы эти люди были готовы на всё.

– Снимите свой великолепный мундир, пан Хенрик, а то, не ровён час, из-за ваших эполет угодим в какую-нибудь передрягу. Довольно нам давешнего приключения! – посоветовал не без ехидства Павел и, отхлебнув коньяку, добрым словом вспомнил виконта де Пюибюска, офицера, запасавшего в Смоленске провиант для Великой армии и снабдившего их хлебом и вином. Овса лошадям бережливый виконт, правда, не выделил, ну да уж ладно, о том позаботились люди Сокольницкого.

– Ты прав, пожалуй, – нехотя согласился Кшиштофский, стягивая с плеч синий офицерский мундир польского улана и скидывая с головы конфедератку 12 12 Фуражка с четырёхугольным верхом. . – Сейчас сподручнее быть в партикулярном платье. Для партизан мы русские, а касаемо подлых мародёров… – Бог даст, они нам не попадутся, твои мародёры, ну а ежели что, у нас есть чем угостить незваных гостей, – многозначительно кивая на повозку, где покоились под присмотром потерявшего сон Пахома заряженные фузеи, заметил Овчаров.

– Полагаешь, быть мародёром – привилегия французов? А промеж русских их разве нет?!

– Возможно, и есть, впрочем, как и средь всякой нации, – уклончиво отвечал Овчаров. Ему не хотелось касаться затронутой темы.

– А эти пожары! Ума не приложу, зачем французы жгут русские деревни? Ведь это их завоёванная территория, по крайней мере до заключения мира!

– Это не французы, – усмехнулся Павел. – Жгут русские, чтоб лишь пепел достался неприятелю.

– В Литве, однако ж, всё было по-иному, цивилизованно. Везде порядок, не то что здесь! Прямо-таки варварство какое-то необузданное! – предпочтя пропустить мимо ушей последнюю сентенцию начавшего кипятиться Овчарова, искренне негодовал пан Хенрик.

– Ну, ты, брат, и хватил, право! Литва есть Речь Посполитая, обзови её хоть Литвой, хоть Виленской губернией Российской империи – всё едино. Русь-матушку там у нас мало любят, скорее ненавидят. Я не про жидов 13 13 Еврейское население края симпатизировало новому Отечеству и русскому царю (по первому разделу Речи Посполитой в 1772 году эти земли отошли к России), в отличие от притеснявших их литовцев и поляков. Старшинам кагалов Россия представлялась наименьшим злом. Политика Наполеона у лидеров виленских еврейских общин вызывала сильное недоверие, несмотря на военные успехи Бонапарта. Духовный лидер хасидов Шнеур Залман яро ненавидел его и призывал единоверцев к лояльности России. Благодаря многочисленным еврейским кагалам и их расторопным лазутчикам в лице корчмарей, факторов, торговцев и лавочников русское командование знало о передвижениях Великой армии как до, так и после переправы через Неман, а русская армия не терпела нужды во время своего отступления из края. В тоже время, польстившись барышом, евреи исправно снабжали Смоленск провиантом после его занятия Наполеоном. , я про шляхту говорю, что греха таить, сам ведь знаешь. «Сам ведь такой», – хотел произнести Павел, но поправился.