Николай Коровин - Вкус вишневой смолы. Рассказы и повести

Дядя Толя изредка бывал заграницей. Квартира их была обставленна дефицитной, по тем временам югославской мебелью, в большой комнате красовался на четырех ножках немецкий цветной телевизор, Юрка слушал Пинк Флойд на катушечном Японском магнитофоне и щеголял в настоящих американских джинсах Левистраус. По выходным всё их семейство, включая грозного бойца Филю, усаживалось в новенькие синие Жигули и укатывало на Подмосковную дачу, где, надо полагать, все тоже было в шлколаде. Тетки на лавочке бросали завистливые взгляды на Раю и вздыхали: Вот ведь везучая! Мужики же беззлобно шипели в догонку: Живут же люди!

Дядя Толя умер внезапно. Инфаркт на работе. Раз и все! С его смертью трос на котором крепились благополучие и лоск семьи лопнул. Тетя Рая после смерти мужа, вскоре уволилась из органов и перестала выходить из дома. Тетки у подьезда поговаривали, что Рая запила. В доме у них всегда было полно алкоголя. Весь шкаф забит бутылками с виски, джином, бренди и прочими заморскими напитками с яркими, замысловатыми этикетками.

Юрка и раньше не чурался стаканчика портвейна с дворовыми пацанами, а тут вовсе стал поддавать, чуть ли не каждый день и подолгу не ночевать дома. Где он пропадал, неизвестно.

Тетя Рая иногда была вынуждена появляться во дворе! За хлебом сходить или еще за чем. Шла она нетвердой походкой. Былая красота медленно, как старые обои отслаивалась от нее. С первого взгляда можно было определить, что эта, некогда красивая и статная женщина поддает и поддает прилично. Пару раз ее находили лежащей на лестничной площадке, не доходила до дверей квартиры и, обмочившись, заваливалась спать на холодный кафельный пол. Продержалась она недолго. Буквально через год после смерти мужа тетя Рая умерла.

Затем умер постаревший и парализованный Филя. Его похоронили у березки во дворе и мой Тимка, во время прогулки, еще долго останавливался на этом месте и скулил.

А когда, через год Тимофей попал под машину, мы похоронили его на этом же месте, у березки, под боком старого друга, который всегда его защищал.

Наша семья вскоре переехала со Щелковской в новую квартиру в Строгино. Что стало с Юркой Дубининым я не знал. Доходили слухи, что он попался то ли на воровстве, то ли на грабеже и ему дали срок. Спустя лет двадцать после переезда, меня каким-то ветром занесло на Щелковскую. Я с щемящей тоской в груди прошелся мимо школы, в которой проучился 10 лет, мимо хоккейной коробки, где мы с пацанами летом гоняли мяч, а зимой резались в хоккей самодельными клюшками из еловых стволов. Заглянул в свой старый двор. Там все осталось как и прежде. Те же машины у обочины, та же лавочка у подьезда. Вот только ни теток, ни мужиков уже не было. Подойдя к входной двери дома, я заметил какую-то темную груду полусгнившего тряпья. Внезапно куча зашевелилась. Из нее высунулась грязная всклокоченная голова, затем появились потрескавшиеся руки с черными обломанными ногтями. Ноги были одеты в страшные, заляпанные, затертые, рваные джинсы и некое подобие грязнющих, развалившихся кроссовок. Пахло от кучи так, что впору было закрывать нос наодеколоненным платком. Я узнал его сразу. Это был Юрка! Квартиру свою он скорее всего пропил, или его попросту выкинули из нее и теперь он обитал возле подьезда в куче тряпья и мусора. Он протянул ко мне черную руку! Нет, не поздороваться. Он, конечно не узнал меня. Просто чего -то просил, денег или еды. Я положил ему в ладонь несколько купюр. Достал из сумки батон колбасы, купленный накануне для дома!

Юрка! Привет! Это я Коля! Помнишь меня?

Нет! Все было тщетно. В погасших глазах – пустота.

Юра! Юра! Да вспомни же! Мы здесь с тобой жили, гуляли вместе! Собаки наши дружили, твой Филя и мой Тимка!

Внезапно в его глазах, на мгновение зажглись осмысленные огоньки! Он внимательно осмотрел меня, потом как-то сьежился, обнял себя грязными руками за плечи и беззвучно затрясся всем телом! Юрка плакал! Рыдал навзрыд. Огромные прозрачные слезы катились по его давно небритым, ободранным щекам и падали прямо на черную, рваную майку на которой каким-то чудом сохранилась надпись: PRETTY BOY Красавчик!

У меня была шикарная бернская овчарка Цера, умница и красавица! А после одной сьемки на телевидении пришлось приташить домой крысу, вернее крыса! Купили его на птичьем рынке, как элемент декорации. Сьемка закончилась, обратно крысюка никто брать не захотел. Вот он и переехал ко мне в квартиру, где обосновался в довольно вместительной клетке. Назвали его Мося. Так вот, между Мосей и Церой воцарились не просто дружба и взаимопонимание, а самые настоящие идиллические отношения. По-моему, крыс просто втюрился в мою Бернскую красотку. Каждый раз когда Мосю выпускали из клетки в свободное перемещение по квартире, он первым делом семенил к Цере. Взбирался на ее огромную лохматую башку, аккуратно спускался по носу к глазам и потихоньку удалял жесткие комочки, что набегали в уголки собачьих глаз. Закончив эту процедуру, он приступал к следующей косметической операции. Не слезая с Церы, полз дальше, к ее лапам и острыми зубами, словно маникюрными ножничками выгрызал шерсть между каждым пальчиком. Зачем он это делал, неизвестно, но, во время всех этих процедур Цера лежала, блаженно закрыв глаза и, по-моему, даже пыталась растопырить пальцы на лапах.

Однажды летом, когда на улице стояла нестерпимая жара и раскаленное солнце жгло сквозь окно прямиком на клетку с Мосей, Цера зубами схватила плотную штору и накрыла клетку, создав тень. Она не могла своими огромными лапами подцепить крючок клетки, что бы выпустить крыса и решила вот так спасти его от перегрева.

Но, это не единственный пример проявления самых искренних и пламенных чуств.

В холостяцкой моей квартире, в прихожей, на стене висел огромный плоский аквариум. Литров в сто! Он был обрамлен в позолоченную раму и сделан в виде картины. Сзади, за прозрачной пластиковой стенкой помещалась нарисованная на листе ватмана панорама морского дна, с кораллами, ракушками и силуэтами затонувших шхун. В песчанное дно был вкопан полуразвалившийся сундук с золотыми монетами, рядом покоился пластмассовый череп и обломки какого-то корабля. В общем, выглядело это чрезвычайно живописно! Правда, обитателей там было всего два. Здоровенный аквариумный сомик с длинными усами и такая же огромная улитка с не менее длинными рожками. Были, конечно, до этого и другие обитатели, но, все они куда-то бесследно исчезали! И у меня есть четкое подозрение, что не без участия сомика, которого, кстати, звали Борис. Улитка же носила нежное имя Уля. Так вот, между Борисом и Улей зародилось самое настоящее трепетное и пламенное чувство. Когда улитка, со свойственной ей невозмутимостью медленно и величаво ползала по прозрачной стенке аквариума, Борис подплывал к ней, начинал описывать вокруг нее пируэты и нежно прикасаться своими усиками к улиткиным рожкам! Уля же, пребывая в блаженном экстазе, старалась выпячивать рожки, как можно дальше, так, что они становились похожи на телевизионные антенны. Иногда, Борис, в задумчивости, отдыхал на песчанном дне аквариума, Уля отлепляла свою мягкую, каучуковую присоску от стекла и опускалась на дно рядом с сомом. Так они лежали часами и, по всей видимости, обменивались любезностями. Однажды случилось непоправимое. Уля умерла. Видимо просто закончился ее улиточный век, она бездвижным кругляшком упала на дно аквариума и замерла навеки. Пришлось ее доставать сачком. Реанимации нежное улиточное тело не поддавалось, Уля была со всеми почестями спущена в унитаз. После исчезновения любимой Борис погрузился в глубочайшую соминую депрессию. Он не регировал на корм, на интенсивные постукивания пальцем по стенке аквариума, не плавал, не шевелил плавниками, просто лежал и наверное плакал. Однажды утром я обнаружил его, уже успевшее засохнуть тело, на полу корридора. Ночью он каким-то образом сумел выпрыгнуть из аквариума. Не в силах вынести потерю своей возлюбленной, Борис покончил собой. Выбросился на сушу, как это делают киты и дельфины. А может быть он всю жизнь и был уверен в том, что он и есть самый настоящий дельфин.