Мария Лаврова - Аметистовый глаз. Современная проза

– Марин, а зачем ты продолжала встречаться с парнем, который, как ты говоришь, был равнодушен? – Алина подала голос впервые за вечер. По ее энтузиазму я понял, что она давно ждала момента заявить о себе.

– Зачем? – возмутилась Марина, – Я его любила!

– Настолько, что терпела равнодушие и высокомерие?

– Да. Вы так говорите, будто у вас всегда получалось сохранить твердый ум и плюнуть на зов сердца.

– Со мной такого никогда не было, я не теряю голову, никогда не связываюсь с мудаками, никогда ни за кем не бегаю. Думаю, у меня завышенная самооценка, – Алина сопроводила свой ответ долгим глотком шампанского.

– Слишком много «никогда» в одном предложении, – прошипела Юля, которой явно не понравилась фамильярность в адрес племянницы.

Никто не удивился тому, что Марина, оскорбившись, молча отправилась в свою комнату.

– Не знаю, если кому-то нравится себя унижать, то я не из таких. У меня есть голова на плечах. А у девочки, похоже, комплексы и низкая самооценка. Вот над чем ей стоит поработать. Я серьезно – это ради ее же блага, – не умолкала Алина.

– Я и сам полон комплексов, – сказал Феликс с непринужденной улыбкой. – Может, вы расскажете нам о своих Алина?

– У меня их нет!

Морозова покинула нас, чтобы успокоить племянницу. Глядя на взбалмошную Алину и тихую Иру, я ни за что не подумал бы, что они сестры: такие чужие друг другу. Одна совсем не чувствует другую. Впрочем, я всегда считал, что сакральность родственных уз преувеличена.

Уже захмелевший Валера оценивающе разглядывал сестренок. Я же пил вторую порцию виски и как на зло не пьянел. Вечер, который с самого начала обещал быть провальным, верно держал свой курс: не прошло и часа нашей «вечеринки», как все обзавелись кислыми минами, а физически ощутимая неловкость смущала даже меня. И если бы на этом все заканчивалось! Ощущение того, будто Чарли сверлит меня аметистовым оком, вызывает совершенно иррациональный дискомфорт. В конце концов, это всего лишь кукла. Под действием нелепой паранойи бросаю взгляд в сторону Чарли, но тот вполне невинно и безучастно сидит на камине. Забавно, что из всей нашей компании больше всего меня заинтересовал кусок пластмассы.

Тем временем вернулась Юля, по ее лицу я понял, что шампанского уже мало и она точно разделит со мной виски. Хозяйка окинула нас взглядом, задержавшись на Феликсе. Меня совсем не трогает ее тоска, сегодня я не в состоянии сопереживать – признаюсь, что являюсь типичным эмоциональным импотентом, мне не хочется развлекать или спасать женщин и подростков. Однако Феликс еще как может! Его рубашка в турецких огурцах, веселые оранжевые носки, неумелые попытки пробиться к Марине, ответственность, которую он зачем-то ощущает от провальной вечеринки – все это свидетельства его борьбы с очерствением души.

– Так-так, что-то вы какие-то вялые. Давайте веселее! – казалось, что этим возгласом Феликс больше хотел взбодрить себя, чем нас.

Гости лениво зашевелились от энергичного тона новоиспеченного оратора.

– Итак, я предлагаю сыграть в пару игр для разогрева. По их итогам я смогу сказать кое-что о каждом из вас.

Попытка растормошить нас выглядела настолько отчаянно, что на минуту мне стало его жаль.

– Ох, Феликс, неужели ты будешь ставить над нами психологические эксперименты? – Юля немного приободрилась.

– По-моему, отличная идея, – поддержал я.

Ира с Алиной воспряли духом, словом, гости стали выходить из тоскливого анабиоза; наживка, предложенная Феликсом, всегда работает – человеку интересно слушать лишь про самого себя. Ради такого можно и сыграть, во что он там предлагает.

– Итак, поднимитесь все! Игра называется «Впусти меня», – торжественно объявил борец с унынием.

Валера глупо хихикнул, подмигнув Алине.

– Ира, иди ко мне. А все остальные встаньте в линию. Представь, что перед тобой незнакомые люди, твоя задача – сделать так, чтобы как можно больше участников впустили тебя в свой воображаемый дом. Ну понимаешь, привести такие аргументы или сказать что-то такое, что дотронется до их сердца, или рассмешит, или заинтересует – в общем, все средства хороши. Поняла?

– Поняла, – улыбнулась Ира.

– А ваша задача выслушать и решить – впускать или нет.

– Начнем же! – торжественно объявила Морозова.

Первым стоял Валера, рядом с ним Алина, затем Юля, я и Феликс. Ира начала по порядку. Она подошла к Валере с улыбкой – наша скромница наконец имела все законные шансы проявить искусство флирта или, возможно, спящее в ней актерское мастерство. Этому она заметно радовалась.

– Меня зовут Кристина, на улице очень холодно и зябко, – для убедительности она потерла ладонями свои плечи, – впусти меня, пожалуйста, ты такой сильный! Думаю, в твоем доме я буду чувствовать себя в безопасности.

– Не-а, – со смехом ответил Хлебников.

Ира стушевалась: она явно не ожидала такого поворота. Однако смогла быстро взять себя в руки.

– Неужели Вы не видите, я беременна, девятый месяц. На улице так холодно. Прошу вас…

– Нет, – от чего-то Валера посчитал, что быть несгибаемым кретином – значит явить окружающим силу духа, а заодно и выиграть игру.

На этот раз энтузиазм Иры заметно поубавился, но следующей была ее сестра, и это дало ей проблеск надежды.

– Меня зовут Кристина… вы же женщина, вы видите, что я беременна. Мне некуда идти, муж бросил меня, родственников нет, на улице холодно, пожалуйста, впустите меня, я завтра же уйду.

– Не пущу! – отрезала Алина.

– Неужели вам меня не жаль? Я стою перед вами беззащитная, и мой сегодняшний день зависит от вас!

– Я же сказала, нет, – Алина твердо держала позицию.

– Я стою перед вами, ранимая, растоптанная, я не люблю себя, в тайне хочу всем угодить пусть даже за мимолетное слово похвалы. Неужели вы… вы можете быть такими равнодушными?

– Попробуй попытать удачу у Сереги, – сказал Валера.

Но Ира не слышала его, она смотрела Алине в глаза: «Ты же моя сестра, черт побери!».

– И что, теперь я должна тебе обеспечивать победу?

Провалившаяся актриса взглянула на Хлебникова глазами загнанного животного. Еще чуть-чуть – и она заплачет. Ира выбежала из гостиной во двор, я вместе с Морозовой отправился за ней. До меня доносились осколки возмущений Феликса, который упрекал непутевых гостей, что они не так поняли правила. Суть была вовсе не в том, чтобы сопротивляться и не впускать человека… А победы-то и вовсе не подразумевалось!

Ира тихо плакала на крыльце, прикрыв руками лицо. Я приобнял ее, не испытывая особого сострадания, но почему-то чувствуя себя в долгу.

– Ты была великолепна, не обращай внимания на Хлебникова…

– Дело не в нем, Сереж, дело в Алине… как она могла, – всхлипывала Ира.