Олег Ермаков - Либгерик

Она звонит и говорит по-английски. Заканчивает.

– Так вот, насчет логики, – продолжает тему Шустов. – Есть такое устойчивое русское выражение, да? Профессор кислых щей.

Кристина не слушает, проходит к столику, открывает ноутбук, включает его, надевает очки в тонкой золотистой оправе, которая очень ей идет, смотрит, что-то пишет, двигает мышкой.

Снова «Синий блюз». Кристина оглядывается на смартфон, лежащий возле зеркала, и просит Шустова подать аппарат . Шустов чертыхается, но встает, подносит ей смартфон, тяжело дышит. Кристина испуганно отшатывается от него, морщит нос с горбинкой, машет у лица рукой, как веером, бормочет: «Фу-у!.. Амбре посконное» – и уже отвечает на звонок:

– Светлана? Здравствуйте! Да. Да. Все прекрасно. Мы… мы… Что? Нет, мы… Снег? Ну и что. Мы совершили восхождение на гору. Какую? А вот в конце улицы, за музейным каким-то комплексом. То ли тюремным, то ли казарменным… Но там и настоящая военная часть дальше… Да. Да. Вид великолепный. Правда, случилась небольшая авария. Ай, пустяки. Сломался каблук. Мы не думали… Кроссовки?.. Конечно. Да.

Шустов скидывает халат и плетется в ванную, зевая и почесывая заметный волосатый живот, волосатую грудь. Кристина провожает его острым взглядом поверх очков.

Шустов долго стоит под душем, добавляя то холодной воды, то горячей. Гостиничный шампунь какой-то странный, плохо мылится, но благоухает приятно, свежо и чуть экзотично. Шустов вытирается толстым бархатистым полотенцем, возвращается в комнату.

– Слушай, – говорит Кристина, – так ты, оказывается, выдул ночью всю эту соджу? Или уже утром?

– Какая разница, – глухо отвечает Шустов.

Он следит за Кристиной, как она собирается.

– Начало ведь позже, – напоминает он. – Что-то изменилось?

– Все-таки надо купить обувку, неужели ты думаешь, что я должна щеголять в этих кривых черевичках?

– Но я еще не просох…

– Это заметно.

– Да ладно тебе! Подумаешь, попробовал местной водицы, чуть разбавленной спиртосодержащим раствором. Там градусов, как у пива.

– Вполне достаточно для разгона.

– Никто не собирается разгоняться.

Кристина отмахивается и надевает юбку.

– Я тоже хочу выйти, – говорит Шустов.

– Разве я тебя запираю? Тут две магнитные карточки.

– Я с тобой.

– Ну уж нет! – отрезает Кристина, поправляя блузу и надевая сверху приталенный пиджачок.

– Да не на конференцию. А в обувной. Помогу выбрать сапоги.

– Нет.

– Почему? – растерянно спрашивает Шустов.

– Потому. Своим сивушным ароматом распугаешь весь персонал.

– Тьфу ты! Как будто они не квасят. Экие нежные эти корейцы. Ты что, не слыхала, как они ржут на улицах? Прут такими тиграми. Ну, улыбнутся для приличия. А сами тигры и есть. Ихнюю страну так и называют: прыгнувший тигра. Прыгнувшая. То есть… Ладно, иди-иди. Привет профессору Тадж Махалу Юнгу.

– Его зовут Юонг.

– Какая разница, Тадж Нахал он и есть Тадж…

Шустов надевает халат, наливает в чайник воду, включает его.

– Да, а что, гид звонила? – спрашивает он.

– Звонила, – коротко отвечает Кристина.

Шустов ждет, но Кристина не продолжает, роется в плоском портфеле.

– И чего она?

– Ничего, – в тон ему отвечает Кристина.

– Ну и хрен с ней, – бросает Шустов и заваливается на постель, берет пульт, включает арабский канал, повышает громкость.

Кристина морщится, но ничего не говорит, торопливо собирается и проходит в прихожую. Надевает плащ, берет сумку. Клацает защелка на двери. Шустов остается один в номере, наполненном арабской тарабарщиной.

– Что ж! – ожесточенно кричит он бородатому арабу, берущему интервью у другого бородатого араба в мечети. – Камин затоплю! Буду пить! Хорошо бы собаку купить!..

Закипает вода в электрическом чайнике. Шустов заваривает чай. Подождав, пьет его, сидя за стеклянным столиком у окна, под арабский громкий говор, но не глядя на экран. Смотрит он в окно, на заснеженную крышу церкви в окружении высотных домов, в окнах которых сияют солнца, множество корейских солнц.

Эта фантастическая картина завораживает тем, что странным образом напоминает солнечные волны Байкала, солнечные волны юности, солнечные волны тайги. И тело Шустова пронзает давнее предчувствие счастья, и он испытывает мгновенное возвращение жадности – жадности, с какой озирал горизонты явные и мнимые. Каким огромным и волшебным был мир. И Байкал грохотал сказочным морем, морем иных эпох, морем шаманских сказок, над которым летал смешной и нелепый черноволосый луноликий последний, ну или предпоследний, эвенк заповедного берега – Мишка.

Он вспомнил и его фамилию – Мальчакитов.

Мишка Мальчакитов, так его звали. Он и был проводником в дикий мир Байкала, тайги. Да-а-а…

Хотя в те времена Шустов и не смог бы назвать себя другом этого эвенка. Так, знакомым. Мишка слишком любил огненную воду, водил дружбу с заповедными забулдыгами. Шустову тогда было не до этого. Он размышлял.

Размышлял о той стороне дерева . Неужели правда? И ему это было интересно?

Правда, правда. Интересно. Ведь он даже и повесть какую-то писал. Кристину тогда вызвали в Ленинград телеграммой о якобы захворавшем серьезно дедушке. На самом деле ее хотели «спасти», вытащить из тайги в цивилизацию. Ну а Шустов в тоске по улетевшей белокожей студентке, бросившей учебу и удравшей в заповедник, и давай кропать что-то в тетрадочке, ага, однако…

И сейчас он даже вспомнил, как называлась его первая повесть: «Первый снег», а как же иначе.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.