Эна Трамп - Беспризорница Юна и морские рыбы. Книга 3. Необычайное путешествие воробья по имени Нис и беспризорницы Юны, и что они там нашли, и что потеряли

Так что всё окончательно перепуталось.

И тем не менее. А тем даже более: ни разу! За все это время воробей не захныкала, не запросилась к маме, и даже не указала беспризорнице Юне, что они заблудились. Предположим, они не заблудились. Трудно заблудиться, если с самого начала не знаешь, куда идешь, знаешь только, что ищешь, – а тогда все равно, где и искать. Но если оно не находится в первые три часа? Неизбежно приходят в голову мысли. У Юны было их уже штук пять – и она не переставала поражаться, искоса поглядывая на воробья. У воробья не было. Она вела себя спокойно. Можно было бы подумать, что ей все это нравится, – если бы не реплики, которые она себе время от времени позволяла. Например, сегодня утром, когда они выбирались со станции опять на дорогу, и Юна – от холода, конечно – принялась болтать и петь, она услышала от воробья – что? «Помолчи немного». – Еще пару-тройку было за эти дни в этом роде. Юна, слыша такое, лишь похмыкивала. А дело в том, что беспризорнице Юне нравилось все, что она не могла сама придумать. – А никогда в жизни она не могла бы придумать, или хотя бы угадать, что с такой попутчицей ей придется искать Белого Ворона. Она бы могла придумать что-нибудь вроде себя; ну, в крайнем случае – Санты. Даже никогда бы не узнала, что такое бывает!!! – не встреть она тогда ее на крыше. И теперь ей нравилось: как воробей умывается из-под колонки в деревне, через которую надо пройти, чтобы выйти на трассу; как потом аккуратно заплетает мокрые косички. Как она заснула первой ночью на станции после Лёши Хряпова и Простофеди – на лавке, нахохлившись, носом в воротник – Юна поняла, что будет драться не на жизнь, а на смерть. С полицейским, с кассиром, или с просто любым посторонним, – с любым, кто захотел бы разбудить воробья в эту минуту. Утром она про это забыла. Конечно, они бы все-таки поссорились, если бы воробей слишком бы сильно огрызалась с Юной и мешала ей делать то, что ей хочется, – но, вроде бы, воробью тоже нравилась беспризорница Юна. А главное – несмотря на путаницу в пути, ни по каким признакам, ни на одну секунду по ней нельзя было сказать, что ей хочется назад в город. Как будто внутри себя она с этим рассталась в один шаг; решительно и бесповоротно. Можно так сказать, что она оказалась вдруг большей беспризорницей, чем беспризорница Юна? – Когда в ней это произошло? – Не тогда еще, когда они ехали в поезде – нет, не тогда; а когда? – воробей вообще говорила мало; можно было не сомневаться, что и сейчас не скажет.

Поэтому они не поссорились. А наоборот. Воробей не мешала Юне особенно болтать, когда той того хотелось; а вместо этого перешла дорогу и тоже подняла руку – что было и правильнее всего. Потому что Юна сама собой заткнулась, когда огромный рефрижератор с кабиной, поднятой на полтора метра над землей, волшебным образом войдя в невидимый контакт с протянутой над обочиной, опущенной вниз ладонью, стал вдруг сбавлять свой неудержимый ход. И остановился. Метрах в ста за воробьем; или перед – если считать с того места, где стояла беспризорница Юна.

– Куда вы едете? – запыхавшись, спросила Юна.

– А вы куда едете?

– Мы ищем Белого Ворона.

Юна резко оглянулась на воробья.

Разбалтывать тайну направо и налево? Она хотела еще тогда сделать Нису втык, после Лёши Хряпова и Простофеди, но тогда не успела – воробей сама поняла. Или так показалось. Зря, стало быть, показалось!

Но потом она посмотрела на водителя – перегнувшегося через всю кабину, чтобы открыть им дверь, – снова на воробья – опять на водителя – в общем: потом. Беспрекословно полезла наверх, когда водитель убрался на свое место за рулем, бросив перед тем наружу им: – Садитесь.

Следом полезла воробей. Она уселась, устроилась и захлопнула за собой тяжелую дверь обеими руками. Водитель повернул ключ, нажал на педаль, машина завелась и тронулась – так плавно и мягко, даже незаметно! Они сидели вот на какой высоте! – дорога стремительно шла под колеса, через секунду уже скорость была та, на которой он только начал остановку.

Солнце било в лоб сквозь стекло – тут могло бы неправильно показаться, что тепло на улице – тогда как на улице было – только что от – туда: они знали сколько! Водитель опустил себе полупрозрачный козырек сверху стекла. Деревья бесшумно качали ветками, на которых было уже полно желтых листьев. Осень! Внимание Юны обратилось опять к водителю.

Он был вот какой уже: старый. Лет тридцать. Или сорок. (Тут надо заметить, что для Юны, как и для воробья, это было, в общем-то, одно и то же.) Волосы давно не стриженные – нет, не это; а вот, может быть, то, что он был слишком загорелый? А вот бороды у него не было. Юна, когда не могла сразу что-то решить, она бросала думать: обычно само сходилось. Так и в этот раз.

– А вы что, знаете, где Белый Ворон? – с места в карьер начала она.

– Не-а, – сказал водитель, – я не знаю. А вы анекдоты знаете? Скучно уже, я давно еду.

– А как вас звать? – спросила Юна. Ей что-то сразу не приходило в голову ни одного анекдота.

– Ну может Ваня.

– Ну может – как? Иван Петров?

– Не-а, – сказал водитель, – меня по-другому зовут.

– Ну как? Меня вот – Юна. А она – воробей, то есть Нис. А вас?

– Ну, меня – Винато Инету.

– Че-го?? – Юна чуть с сиденья не слетела. – Такого имени не бывает!

– Бывает. – Оп! машина мягко переехала через рельсы. Они ехали дальше. – Я индеец. Ну что, знаете вы анекдоты? А то я вас ссажу. Возьму кого-нибудь другого.

– Сейчас, – сказала Юна. Мозги у нее работали, как отбойный молоток. Как два отбойных молотка! – в две смены!!! – Смотрите: мальчик приходит к папе и спрашивает – папа, что такое альтернатива? Папа говорит: у тебя есть белая гладкая курица. Например, она тебе сносит яйцо. Мальчик говорит: это альтернатива? Папа говорит – не перебивай. Она тебе высиживает это яйцо. И у тебя появляется желтый пушистый цыпленок. Мальчик говорит: это альтернатива? Папа говорит: подожди. Вот, проходит время, этот цыпленок растет, и вот у тебя по двору ходят уже две белые пушистые курицы! Мальчик говорит: папа, а альтернатива? Папа говорит – я тебя ремнем! Слушай, когда взрослые говорят. Они ходят, ходят, потом начинают нестись… и вот спустя какое-то время у тебя по двору ходят двадцать белых куриц. Они несутся… И через месяц у тебя на летнем солнышке ходит несметное полчище куриц! Они несутся, бегают туда-сюда, жрут зерно и их становится больше и больше! Наступает осень, льет дождь. Во дворе появляется лужа. Куры ходят мокрые, грязные… Лужа становится все больше. Куры забиваются в курятник, лезут на шест… Они уже не несутся. Дождь все идет. Вода поднимается выше. Куры перебираются на другой шест, подальше. Многие тонут. И вот, спустя месяц, у тебя остается двадцать мокрых грязных куриц. Проходит еще месяц, и из двадцати выживает одна… – Папа, а альтернатива? – Утки, сынок.