Елена Тершукова - Вот такой сценарий…

Вот бы сейчас дядя Лева с тетей Лорой на нее поглядели! Еще больше удивились, наверное. Да вот они опять переехали, еще в октябре, на Черноморское побережье – их дочке врачи рекомендовали смену климата. Звали к себе на лето, ну, посмотрим.

Катька еще покрутилась перед зеркалом окна, но уже пора было сливать картошку, да и котлеты были готовы. Скоро и девчонки пришла. За ужином рассказывали про фильм, про парней, которые к ним «клеились» после сеанса – насилу отвязались. Не понравились, противные какие-то, липкие. Свой портрет Катька так и не решилась показать. Подумала, что лучше еще потренируется. А пока сложила его и убрала подальше в тумбочку.

***

Яппи смотрела в зеркало. Девчонки читали – готовились к завтрашнему зачету, а она решила сделать перерыв. В принципе, в чем пойти на новогоднюю дискотеку, она уже решила – вариантов-то нет. Так, «загляделась», – усмехнулась она про себя. Вот спасибо родителям за такую внешность! Миниатюрная, «фарфоровая статуэтка», как ее частенько называли – росточка маленького, тоненькая, почти прозрачная фигурка, кажется – хрупкая, только дунь – улетит. А вот фигушки вам! Яппи-то знает, что прочно стоит на земле и ни в каких облаках не летает. Но иметь такую видимость очень полезно! И в транспорте не толкнут, поостерегутся, и на преподов должное впечатление оказывает. Конечно, Яппи и сама хорошо учится, голова у нее варит прекрасно. А как же иначе – разве, будь по-другому, смогла бы сама, без «блата», без рабочего стажа, прямо со школьной скамьи, как говорится, поступить в один из самых лучших вузов страны? Пусть и не на самый престижный факультет, но тем не менее!

Да и лицо – лучше не пожелаешь. Что-то японское, но в более европейском варианте. Конечно, японцы за свою ее никогда не приняли бы, а вот все остальные постоянно спрашивают, нет ли у нее японских корней. Нет. Просто такая вот игра природы, и спасибо ей за это. Если бы внешность выбирать можно было, она и выбрала бы себе именно такую: маленькая хрупкая девочка с чуть раскосыми глазами, черными прямыми волосами, темными, почти черными глазами… Зубы вот только подкачали – от природы они у нее очень плохие – серые какие-то, передние быстро, чуть ли не с самого детства, стали чернеть и портиться. Ну, спасибо хорошему стоматологу, маминому другу – сделал все как надо, и никто даже и не догадывается, что ее красивые ровные белоснежные зубки – не свои, а искусственные. Приходится только постоянно за ними следить, а чуть что – новые делать. Но дядя Веня говорит, что уже идут новые разработки – раз сделал, и можешь много лет жить спокойно.

Институт они с мамой вместе выбрали. Когда-то мама, конечно, хотела, чтобы единственная дочь пошла по ее стопам: преподаватель музыки – ну что для женщины может быть приятнее и престижнее? Зарплата, конечно, так себе, ну так для зарабатывания денег женщина и не предназначена. Добыть мамонта – это обязанность мужская, а жена должна собой семью украшать, детей рожать да за домом следить. А работать так, немножко, чтобы в клушу домашнюю не превратиться, да чтобы наряды-прически было где «выгуливать», да не только в театре там, или на концерте, а среди своих-наших, чтобы было кому оценить. Но мамочкины первоначальные планы провалились: хоть дочка и закончила «музыкалку», и даже могла поиграть что-нибудь под настроение, но со слухом у нее, честно говоря, было так себе. А как красиво все начиналось: девочка с флейтой! Но… нет. И «художку», как и положено девочке из интеллигентной семьи, Яппи тоже закончила, рисовать ей нравилось, и даже неплохо получалось. Но однажды в недобрый час их учитель сказал, что художницей ей не быть, мол, «Божьей искры нет», но рисовальщицей – вполне. Или учителем рисования. Ну, тут уж Яппи воспротивилась: ах, не «искрит»? – ну и не надо! И, как только аттестат получила, в дальний шкаф его положила и пообещала себе торжественно, что больше никогда в жизни рисовать не станет.

Тогда мамуля стала думать. Врачом – дочка крови боится, а уж шприц увидит – передергивается вся. Переводчиком – ни за что не хочет языки зубрить. Написать по-английски напишет, что там по школьной программе положено, прочитает – тоже поймет, и на этом все. В стюардессы – там язык иностранный нужен, да и не пустит она дочку – слишком опасно. Ну, значит, педагогика. В школу с Яночкиным росточком не пойдешь – никакого авторитета не будет. Значит, в дошкольное. Так Яна именно дошколят терпеть не может! Тогда так: надо высшее образование получать, а потом методистом в саду или даже РОНО работать. Тем более, что на уроках школьных по профориентации делопроизводство изучала. И учительница очень ее хвалила, говорит, работа с документами – это Яночкино. Она даже печатать слепым методом научилась играючи!

Ну, а какой у нас лучший дошкольный факультет – Москва да Ленинград. Москва далеко, да и едут туда отовсюду, колхоз прямо. А вот Ленинград – то, что надо: не так далеко, город интеллигентный, красивый, с историей. Учиться там – счастье! И звучит как: «Моя дочь учится в ВУЗе в Ленинграде»! Или: «Закончила институт имени Герцена»! Так и решили. Конкурс, конечно, был огромный, и Яна, даже с ее отличным аттестатом, боялась, что не пройдет, но – получилось. Не зря два последних года в школе только и делала, что зубрила, учила, повторяла… А уж сколько дополнительной литературы по предметам перечитала, сколько сочинений написала, которые потом их «русичка» (спасибо ей!) правила!

А какое красивое слово «абитуриент»! Я – абитуриентка: говоришь себе и аж дух захватывает! Ленинград – это, конечно, отдельный восторг, не влюбиться в него невозможно! Пока мамусик гуляла или бегала по магазинам, Яппи честно учила, но раз в неделю они, тайком от папы, давали себе возможность понаслаждаться – то в Русский музей на весь день уходили, то в Эрмитаж. Остальное – решили на потом оставить, когда студенткой станет. Если станет. Конечно, раньше они с родителями ездили несколько раз на экскурсии, но что экскурсии – все бегом-бегом, и показывают не то, что ты хочешь увидеть, а что в программе. Да и как рассмотришь что-то, когда на посещение Русского музея – хорошо если два часа! А про Эрмитаж – вообще ничего говорить не надо! За день несколько залов только и успеешь посмотреть. Картину ведь можно бесконечно рассматривать: чуть встанешь не так – опять что-то новое открывается! А еще угадывать: вот здесь художник так краску положил, а вот здесь так смешал…

Так что ей повезло и с вузом, и с городом. И с девчонками – сокурсницами тоже (мальчик-то у них на весь курс всего один, и тот какой-то прибабахнутый. Ну, а какой еще мальчик на дошкольный факультет пойдет?). На «абитуре» Яппи жила на съемной квартире вместе с мамочкой: родители ни за что не захотели отпускать ее одну, да еще и в общежитие. А раз у мамы как раз был отпуск, то она и поехала с дочкой – присмотреть, поддержать, обиходить, накормить вовремя. Хотя что там кормить-то? Яппи никогда не отличалась хорошим аппетитом, да и просто вкусом к еде – ела что дадут, только очень мало, «птичкиными» порциями, как сокрушалась мама. Просто ей неинтересно есть, скучно. Зачем тратить время на еду, когда можно почитать, погулять, да чем угодно заняться? И как можно сказать про еду: я люблю то-то и то-то. Любить можно, например, фильм, песню какую-то, а не котлету или яблоко! Мама поначалу переживала, что дочь так мало ест, что маленькая да худенькая, пыталась всеми правдами и неправдами впихнуть в нее еды побольше да пополезнее, изобрести какое-то блюдо, которое вдруг заинтересовало бы ребенка, купить что-то повкуснее, даже по врачам ее водила – все напрасно. Врачи объявляли, что ребенок абсолютно здоров, прописывали то порошки, то микстуры, от которых не было никакого толку. Пока один пожилой профессор не сказал, чтобы отстали от ребенка и предоставили ей наконец право есть столько, сколько ей самой нужно. Пусть съедает по чуть-чуть, но регулярно, сказал он. И вообще, он добавил, ни один здоровый ребенок не умрет с голоду, если у него есть еда. А еще он посоветовал накладывать в тарелку маленькую порцию, третью или даже четвертую часть обычной.