Тит Корнелий Плавт - Царство человека

Но девятнадцатый век – это век прежде всего цензуры. И об этом нельзя забывать. Если у нас сейчас матерятся прям по телевизору, то в то время нельзя было даже написать такое слово, как «изнасилование». Оно было грубое по смыслу, как, впрочем, и в отношении самой литературы. И именно поэтому его заменяли такими словами, как «совратил», «обесчестил» и т. д. И даже девушка в том или ином произведении не могла «нагнуться»… нет… Она могла только «наклониться». Ибо «нагнуться» в отношении женщины – это тоже очень грубо.

В общем, я прочитал большое количество рецензий к «Бесам». Достоевский, оказывается, очень много раз переписывал главу «У Тихона», и всё благодаря Каткову. Ну, что же касается Каткова Михаила Никифоровича, то это была в те времена весьма значительная фигура. Публицист, издатель, литературный критик, редактор газеты «Московские ведомости», после стал редактором в «Русском вестнике», где и печатали «Бесов» Достоевского, также основоположник русской политической журналистики. Как видите, на Достоевского повлияла весьма значительная фигура. Что же касается всех переделок Достоевским девятой главы, то здесь хочу сказать: не всё и дошло до наших дней. Единственную копию оставила его вторая жена, остальное было утрачено. Но по сохранившимся двум вариантам можно сделать и свои собственные выводы. И… в общем, кто ищет, тот найдёт. Здесь, пожалуй, можно поставить и точку. Но…бесы есть в каждом из нас.

А исповедующийся был на грани. И я, как священник, обязан был спасти его. Что, впрочем, я и сделал. Что же касается моего посещения Интернета, то здесь хочу вам сказать, Аркадий Павлович, мнения разделились на два лагеря. Одни утверждали, что Ставрогин изнасиловал Матрёшу и Достоевский в связи с цензурой это скрыл. Другие же утверждали, что Ставрогин совратил Матрёшу, прибегнув к любовным ласкам. Я же сделал из всего этого свой собственный вывод. Человек посеял семя, а из этого семени вырост куст. Так вот… семя – это книга Достоевского «Бесы», а куст, что закрывает семя, – это слухи общества. На следующий день ко мне снова пришёл этот человек. И тут я ему сказал то, над чем раздумывал целую ночь – а заснул я чуть ли не под самое утро. Сказал я ему вот что: «Сделать вывод о том, что изнасиловал Ставрогин Матрёшу или нет, это будет уже зависеть от количества бесов, поселившихся в вас самих». Затем, немного помолчав, он простился и ушёл.

– А какое ваше мнение, Пётр Петрович?

– Нет. Он не насиловал. Но совратил её. И это самый страшный грех, увы!

– Бесы беснуются, Пётр Петрович… бесы беснуются.

– Да… увы, всё так, Аркадий Павлович. А вы читали эту книгу?

– Да.

– И…

– Ангел с бесом там сошлись.

– Хм… – Он внимательно посмотрел на меня. – И гром и молния звучали там.

– А бес всё пел и пел.

– Как говорится, цензура девятнадцатого века – это искусство. Многим не нравится литература девятнадцатого, восемнадцатого, семнадцатого века и т. д. Но ведь искусство и состояло в том, чтобы не просто сказать прямо, а намекнуть. Ну а когда писатель намекает, мозг начинает работать больше, нежели от сегодняшней прямой речи.

– Пётр Петрович, а вы сторонник цензуры или же прямой речи?

– Плюсы есть везде, но цензура нужна для того, чтобы сдерживать бесов. Понимаете ли… они не должны множиться.

– Но неужели, если человек выскажется прямо и чётко, он тем самым и избавится от того же беса?

– В этом-то и состоит вся проблема. Бес есть в каждом. И он никогда вас не покинет. Смысл состоит в том, чтобы их не было много.

– Много?

– Да. Алкоголь – это один бес. Наркотики – это ещё один бес. Жадность тоже есть бес. И так можно продолжать до бесконечности.

– Каждый грех – это ещё один бес, как я вас понимаю?

– Да. Цензура раньше помогала людям быть порядочными… скромными. Намёки тогда на людей действовали намного больше, нежели сегодня. А сейчас что? Каждому нужно разжёвывать, как ребёнку. Цивилизация в нынешнее время пошла в гору. Но и взрослых стало намного меньше. Вот посмотришь ты на человека, у него семья, дети, жена, уже как сорок лет стукнуло, а в совершении того или иного поступка он ребёнок… Как так? Не знаю.

– Признаться, образование упало.

– Не просто упало… оно рухнуло, как потолок! Все нынче только и делают, что фильмы смотрят. Особенно фантастику, да ещё и в 3Д. А знаете, что самое интересное? Я вот представлю, как они смотрят их и летят в небо на воздушном шаре. А дальше-то что будет? В космосе-то воздуха нет. Там их только смерть ждёт. Да вот взяли бы и почитали наших классиков. Они и шар сдуют, и их спасут… да на землю спустят. Стало больше информации, но не знаний, у человека уже просто не хватает времени на знания, его забросали информацией. Интернет, радио, телевизор, телефон – все эти мелкие факторы и способствуют деградации человека. Мало кто уже читает.

– Золотая середина, Пётр Петрович, лучше всего. Между небом и землёй, так сказать. И фантастику в 3Д можно посмотреть, и наших классиков можно почитать, и телевизор посмотреть, и радио послушать, и в Интернете посидеть, ну а если надумали идти в магазин, то взяли телефон, подключили к нему наушники, и вот в дороге вас уже сопровождает Бетховен с его Лунной сонатой.

– Да, всё это можно, но если прочитать хоть один раз того же Толстого, Солженицына, Булгакова, Достоевского и т. д., то я уверен, большинство просто забудет о фантастике и обо всём прочем и будет развиваться совершенно в другом направлении.

– Книга – это та же Библия, а фильм – наука. Но всё же, Пётр Петрович, согласитесь, что книга уступает кино в плане эмоций, и как бы писатель ни старался, она всё же просто не способна передать их словами. Вместе они хороши. Но чтобы снимать хоть что-то, я согласен с вами, Пётр Петрович, книги всё же нужно читать.

– Я ж об этом и говорю, Аркадий Павлович. Идея, конечно, может родиться и у того, кто и вовсе не читает. Но чтобы их было больше, нужно читать, читать и ещё раз читать.

– При чтении «Бесов» я, помнится, девятую главу «У Тихона» прочитал в приложении и в самом конце после романа, и, признаться, одна она и пролила всю истину на эту книгу. Я не знаю, о чём именно думал Достоевский, когда Катков отказался издавать эту главу, но я всё же думаю, что писатель уже тогда понял: «Бесов» воспримут уже совершенно в ином виде. Ибо большинство читателей ленивы, и они не будут читать то, что написано в приложении, после прочтения целого романа.

– Вот это верно.

– Даже если кто и читает книги сегодня, Пётр Петрович, то, увы, поверьте, читают их по-разному.