Олег Мартынов - Сегидилья

Служивый еще долго провожал грустным взглядом, удаляющийся к горизонту пятнистый автомобиль. Притушенный специальным приспособлением свет фар рыскал по разбитой колее проселочной дороги, на глубоких колдобинах, то выхватывая из темноты ровные верхушки кроны деревьев, то утыкаясь вниз себе под передние колеса. Лишь на секунду «уазик» тормознул на перекрестке, показалась рука Сани, мягко отбросила автомат на сухой взгорок и дружелюбно помахав на прощание скрылась в недрах салона.

***

Взмылин гнал, выжимая из двигателя внедорожника, давно переваливший за полтинник ресурс. Не разбирая дороги, он мчался по направлению к броду через небольшую речушку, почему-то ставшей разделительной чертой, в общем-то одинаковых по смыслу, но разных по содержанию стран. Встречаясь со своими коленями на особо извилистых ухабах, Саня не мог произнести ни слова. Боялся, что лишится части зубов, разобьет в кровь губы. То и дело он оказывался чуть ли не на водительском сидении, перелетал стремглав обратно и снова, через секунду, весело наваливался на стиснувшего, до выступающих желваков, челюсти Взмылина. Иногда и профессор умудрялся присесть рядом с Саней, однако не выпускал из рук «баранки». Кричал только периодически бойкое «держись, Санек!» и лихо выкручивая руль, топил одержимо на педаль газа, продолжая этот малоспортивный заезд по осенней грязи. Перед ручьем, Взмылин, как и положено замедлил ход машины, резко переключился на пониженную передачу и нависнув над рулем коршуном бросил скрипящий от неумелых действий «уазик» в бурный речной поток. Кабину автомобиля враз накрыло холодной водой по самые дверные ручки. Саня даже толком не успел вскрикнуть от леденящего пронизывающего ожога, как ветеран автопрома, тужась и покряхтывая выполз на крутой противоположный берег ручья. Ошалелый от гонки, профессор восторженно сообщил:

– Господа, вiтаю вас на славнiй украiнськiй землi! Эту речушку кличут «Синяк», вполне оправдывает свое зловещее название. Глянь-ка Саня, на лбу вроде шишка вскочила? Нет? Блин, а болит-то сильно. Ладно, в Константиновку въезжать не будем, человек нам нужен Кордон, а он живет с краю, так что местные нас не должны заметить. Не жалуют они автомобили с москальскими номерами.

Грязный по крышу «уазик» набирал скорость, унося прочь от государственной границы двух промокших до нитки нарушителей. Мчал напрямки к деревне через бесхозные поля, оставляя за собой зигзагообразную расплывчатую колею. У кромки зеленой полосы, обрамлявшей село, Саня обратил внимание на мигнувший несколько раз подряд фонарь. Затем свет лампы сложился в ровный круг, так в былые времена на железной дороге подавался сигнал для остановки тепловоза, и растворяясь в ночной мгле внезапно погас. Взмылин взял курс на маяк, отработавший коротко и ясно, дорогу показал и хватит, чай не море, выплывите. Не сбавляя газа, влетели в рощу, ветки елей отчаянно хлестали по лобовому стеклу, угрожая смять кабину автомобиля, вырвать с корнем, а заодно и находящихся в ней людей. Инстинктивно закрывшись руками от надвигающейся смертельной развязки, Саня громко матюгнулся, для пущей убедительности сопроводив словоблудие народной скороговоркой, но страх как пришел, также быстро и покинул, не успевших испугаться до конца друзей. «Уазик», плюхнувшись в яму резво выскочил на ровное место, еще рывок и настежь, заранее открытые ворота приняли в свое чрево испачканный свиноподобно внедорожник. Юзом, с блокировкой всех колес, свистом тормозных колодок, как винтовочный выстрел, прозвучавший в ночной тишине, профессор сумел изящно припарковать машину между красного цвета «Запорожцем» и покосившемся от неухоженности хлевом для содержания домашнего скота.

– Мастерство уровня трофи-рейда «Париж – Дакар». Ух-ма, классно, отвел душеньку! Вылазь Саня, приехали, – ткнув локтем в бок пассажира, Взмылин первым выбрался из автомобиля.

– Как добрались, без приключений? – подоспевший к гостям человек включил старой модели фонарь стрелочника, посветил в лицо каждому и поспешно закрывая ворота, замкнул их на перекладину, больше напоминающую бревно. Откинул с головы капюшон дождевика и уже не торопясь, приблизившись, скромно представился, – Михаил Кордон, смотритель границы и по совместительству кладбищенский сторож.

– Приятно знакомиться лишь с одним из аспектов вашей многопрофильности. На погост пока не собираемся. Да Саня? – смеющейся Взмылин устало присел на скамью у входа в хату, – Игорь нас заждался, наверное. Когда выдвинемся?

– Как рассветет, так и тронемся в путь, – деловито срезав слой прилипшей глины с сапог об угол порога, Кордон подошел к Сане, не знавшему чем занять себя, и протянул для приветствия руку, – уважьте мой интерес, пожалуйста, за чем пожаловали к Игореше Клинописцу? Спросил не ради праздного любопытства, поговорить иногда возникает желание с умными людьми. Мне кажется, вы таковыми и являетесь, раз инкогнито пожаловали в такую даль. С местными же не посудачишь на отвлеченные темы, им подавай лишь, сколько поросят родилось у кумы, да прогнозы на урожай огурцов. А хочется и о политике, и об науке порассуждать, пополемизировать так сказать, развязать ожесточенную дискуссию. Я у них вроде как вместо сельского политолога, своего рода здоровая оппозиция. Склоняют, конечно, мою фамилию на разные лады, подгоняют под нехорошую рифму, да не обижаюсь, что с них взять, темные люди, необразованные.

Саня приготовился выложить как на духу цель и задачи путешествия, но недремлющий Взмылин сразу пресек попытку разглашения тайны, обескуражив Мишу встречным вопросом:

– Простите, что вмешиваюсь, быть на Украине и подружившись с апологетом эскападирующей деревенской интеллигенции, к тому же являющимся служителем кладбища хотелось бы несколько мистических историй услышать? У вас их должно быть немалое число?

Встрепенувшись от обилия новых и приятных слов, Кордон, не задумываясь решил следовать за мыслью профессора, сообразно и толково отвечать при необходимости на заданные вызовы:

– Как нет, полно, пригоршней черпай, только бы не обмишулиться, пока вспоминаю. Да вот, совсем недавно, с месяц назад, не более, случилось событие, как вы и просили, на кладбище и даже очень сверхъестественное. Наслышаны ведь, что в старину, самоубийц, ведьм, магов, лицедеев и прочих нехристей хоронили за оградой территории, где упокоены тела добропорядочных граждан. У нас такая нечисть тоже была, правда похоронена в незапамятные времена, может еще до Катьки, кто его знает. Ну и значит, могилки уже не видно, сравнялась с землей, ладошкой проведи – не отличишь. А выдавал место надгробный камень, небольшой такой, с метр, в виде змеи, ползущей вверх по дереву, огромная тварь была, судя по размерам головы. Изображение уже и цвет потеряло, и форму, не разберешь без пригляда, но надпись выделялась отчетливо, хоть днем, а самое страшное – ночью. Идешь по дозору вечерком, проверить, не пакостит ли кто худой, а надгробие светится зеленоватым сиянием, будто фосфором намазано и тянет обязательно поближе посмотреть. Мне что, знаем бесовские дела, рассчитанные на бздунов, да безвольных, поэтому поворачиваю загодя, занимаюсь дальше своими делами. Утром веселее как-то прохаживаться около проклятого места. Буквы рассмотрел внимательно, скажу я вам, язык не наш, и на иероглифы непохожи. Специально у деда Панасия просиживал целыми днями, даже на границу не бегал. Он еще в перестройку сельскую библиотеку умыкнул, председательствовал тогда в колхозе, теперь бабки книгочеем прозвали, второй после меня по стяжательству ума. Меня не поддерживает в политических убеждениях, но за самогон выслушать горазд, бывает войдем в раж при обсуждении его шатких нонконформистских позиций, так и бегаю домой до глубокой ночи, пока не вылакаем недельный запас.