Василий Варга - Педагогические метаморфозы. Книга первая

© Василий Варга, 2021

ISBN 978-5-0055-3171-1 (т. 1)

ISBN 978-5-0055-3172-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Василий Варга

Пятнадцатый поезд прибывал на Киевский вокзал столицы в десять утра. Я еще раз пересчитал свои авоськи, наполненные добром, оглядел чемоданы, перевязанные ремнями и веревками, и убедившись, что все на месте, прилип к окну, дабы увидеть на перроне тестя и супругу, которые должны были меня встречать.

Поезд начал сбавлять скорость задолго до остановки, мое сердце уже стало колотиться от страха. Авось никто не приедет, что я буду делать с этим богатством? я даже силился не моргать, дабы не пропустить тестя и супругу, стоявших на перроне. Встречающие замелькали перед окнами, а своих я просто не заметил. Основательно расстроенный, последним вышел из вагона, сгрузив свой солидный багаж на перрон.

Вскоре показался тесть Алексей Григорьевич с сигаретой—самокруткой во рту. Он хитро улыбался, протягивая руку, пренебрежительно поглядывая на мой солидный багаж.

– А где Женя?

– В роддоме, где же ей быть. Хитрец ты, как я вижу: побыл у нас недельку в прошлом годе, обрюхатил ее за это время, затем женился ради московской прописки, а теперь и сам приковылял. Две комнатушки, слишком тесно на четверых, а с рождением ребенка, пятеро получится. Общага выходит. Но ничего: в тесноте, да не в обиде, как говорил Ильич.

Я проглотил горькую пилюлю и от мелькнувший обиды ухватился за самый тяжелый чемодан, набитый салом, домашней колбасой и самогоном. Тесть взял другой чемодан и тут же опустил его на пол.

– У тебя там что – кирпичи в этих чумайданах? Небось там барахло, а в карманах пусто. Привез бы лучше денег, а то, небось, тащишь всякую муть. В Москве ведь все есть, были бы деньги, тут купить можно все, кроме дедушки и бабушки. Мы твой сушеный овощной груз не потащим на метро. От твоих чумайданов и мешков несет черти чем. Нас не пропустят. Надо брать такси. Сколько у тебя тышш с собой?

– У меня пять рублей, или, кажись, семь, но никак не больше, – произнес я гордо, как настоящий советский голяк, у которого в голове идей полно, а кошелек всегда пуст, и схватил тот чемодан, который тесть только что опустил на пол.

– Да ты что?! шутишь, что ли? На такси не хватит. У меня денег нет, – произнес он сквозь сморщенные губы от злости и про себя добавил: ну и зятек – голяк чертов.

– Пятерку найдете, – сказал я, как ни в чем не бывало, все так же улыбаясь. – Вы пятерку, я пятерку и этого должно хватить.

Тесть тяжело вздохнул, почесал за ухом, потом уставился на меня, как на щенка, и хитро прищурив левый глаз, сказал:

– Знаешь, не ври мне, прохвост. Такого быть не может. Ишь, хитрец, сразу пытаешься сесть мне на шею. Ну да черт с тобой. Сколько лет ты учился в юнирситете?

– Пять.

– И сколько же тебе платили в месяц, как школьному учителю? Ты ведь проработал почти год в школе?

– Вообще—то ставка шестьдесят рублей в месяц, а после всех вычетов, налогов оставалось, когда сорок шесть, когда сорок три рубля с копейками, – выдал я чистосердечное признание, от которого тесть только икнул. А то, что платил еще и алименты, сообразил промолчать. Это было не меньшей тайной, чем если бы я отбухал годика два за драку в общественном месте; только Жене был известен тот тягучий длиною в десять лет за мной шлейф. Она, скрипя сердце, простила мне мой петушиный подвиг, надо же было ей в тридцать лет выйти замуж, даже за такого искривленного и бесперспективного жениха, каким был я. Правда, ей в этом возрасте выбирать особо не приходилось.

– О, Боже! Ну и дура же моя единственная дочурка. Засиделась в девках, малость, все выбирала, как баба платье в магазине; но все равно можно было еще годик—два подождать. Да ей всего—то тридцать годков. Что это? рази это возраст? Поспешила, дуреха: за голяком погналась! Да я столько за неделю зарабатываю, сколько ты за весь месяц. К тому же, никаких юнирситетов не кончал, так походил немного в седьмой класс, потом бросил, как это сделал великий Сталин. И правильно поступил. Дочь работает инженером на девяносто рублей в месяц, а я в три раза больше получаю… на заводе Микояна. А работа—то – не бей лежачего: топорище в кувадлу вставлю, табуретку отремонтирую, да нужную дощечку отстрогаю. С ума сошла эта молодежь: ей институт, да юнисиртет подавай. Все хотят грамотными быть, а толку—то: кот наплакал. Ладно, я сам оплачу такси. А ты держи свою пятерку на подгузник свому ребенку, хоть этой сумы на подгузник никак не хватит.

Я не обиделся, понимая, что упреки справедливы, но поезд ушел, как говорится. Делать нечего. Режьте, вздергивайте на крюк, а я все равно голяком останусь и не я виноват в этом. То, что я жестоко ошибся, выбрав никому ненужную стезю учителя, я знал давно, но постоянно раскаиваться надоело и, главное, раскаяние было коту под хвост. Поезд ушел, как уходит жизнь.

Мы взяли такси – старую, затрёпанную «Волгу», погрузили вещи в багажник так что машина просела, и сами уселись на заднее сиденье. От тестя несло дешевым табаком и еще каким—то перегаром, а вот как он воспринимал меня, я не думал. Машина под грузом трудно выруливала, но водитель ничего не сказал по этому поводу, только спросил, куда ехать.

– К метро «Сокол», а затем разворот, далее направо, к Тимирязевской Академии, улица Большая Академическая, дом, 18., – сказал тесть водителю, как давно знакомому человеку. – И что ты там везешь, расскажи поподробнее. Я дюже любопытный, уж ты не серчай на мине, – просил тесть, хитро сощурив глаза. – Небось, картошку, горох, корчагу с кислым вином, козе под хвост, и какие-нибудь солдатские ботфорты.

– Да всякую всячину. К примеру, сушеные яблоки, сливы, копченое сало, кажись прошлогоднее, самогона целую корчагу, две банки сметаны по три литра каждая, две копченые свиные ножки, сто яиц первой свежести и дорогостоящий музыкальный ящик, да кучу грампластинок. Чайковский, Бах, Гендель, Моцарт.

– Сдурел совсем. Ни Бахи, ни Гендели мне в фатире не нужны, рази что на улице будешь громыхать своей муз'ыкой. Самогон это хорошо, а остальное мог бы и не везти. Это придется выбросить в мусорный бак, вона их полно прямо вдоль шоссе. Хошь, прикажу остановиться?

– Никак невозможно. Не для того тащил две тысячи километров, чтобы выбрасывать, – обиделся я.

– Как хошь. Но знай, в твоих сушеных яблоках тысячи маленьких букашек, возьми любую сушку, увидишь, сколько в ней крохотных отверстий, как от укола иголки. Я уж хорошо знаю, поверь мне.