Вадим Шильцын - Сценарий 19/91. Быль о том, как я потерял страну

Когда Витя Григорович собрал бывших артистов Балагана и ныне действующих артистов Балагана, и всех причастных – на празднование тридцатилетия Балагана, Ольга прибыла в окружении многочисленных детей, совсем уже подросших и здоровенных как быки. Приехал на встречу и Лёша Решетников. Разговорились мы с ним про жизнь теперешнюю, и оказалось, что работает он строительным альпинистом, лазит по вертикальным стенам. Выходит, Ольгино стенолазание – незримо протянулось через всю жизнь, догнало Лёшу и осталось с ним на долгие годы.

Это я рассказал для наглядной иллюстрации того, какую немыслимую мощь должен в себе нести настоящий сценарист. Ещё студенткой, Ольга Кузина перелопатила толщи книг и гущи фольклорных игрищ, и создала сценарий, обладающий невероятной живучестью. Собранная Ольгой стилизация легла в основу Балагановского репертуара, чтобы регулярно возрождаться на праздничных площадях. Зазывалки, скоморошины, Петрушкины репризы и простенькие забавы – гремели, усиленные современной звуковой аппаратурой, множились и тиражировались в разных интерпретациях благодаря смекалистым игровикам:

«Эй, честной народ!

Вынь-ка рожи из бород!

Выходи скорей из дома!

Я Фома, а он Ерёма!»

Подобные околофольклорные вирши живут, наверное, и поныне, разъятые на части и употребляемые другими людьми, в других местностях и в других костюмах. Всё это – осколки вечного, неизводимого волшебства, неоднократно подхваченного и притыренного аниматорами друг у друга.

Человек несведущий и корыстный, как многочисленные сутяги типа Лили Брик, или потомки гениев, на коих демонстративно отдыхает природа – удивится от такого положения дел и спросит возмущённо: «А как же соблюдение авторских прав? Это ж выходит сплошной плагиат!» Но я отвечу сразу всем ущербным жадинам: «На солнечный свет не бывает авторских прав, а в фольклоре нет плагиата. Есть одна только традиция».

Игру «Дубинки» брали на вооружение многие площадные театры, но именно с Балагана стартовало её победное шествие по игровым коллективам. Как и многие потехи, Дубинки базируются на том, что участники забавы – не ведают чего творят, а потому страсть как радуют окружающую публику.

Выводят скоморохи на центр площади четырёх добровольцев. Двум дают колокольчики и сообщают, мол, они теперь станут музыкантами и довольно быстро научатся играть на бубенцах. Оно так и есть. Долго ли надо учиться погромыхивать этой штуковиной? И корова сможет. Чтобы музыканты не переставали играть, а так и звенели при каждом движении, скоморохи им колокольчики привязывают к рукам.

Другим двум добровольцам вручаются поролоновые дубинки, от чего эти двое всегда очень радуются, а те, другие, которые музыканты, уже не радуются совсем. Им, как и всей площади, очевидно – поролоновой дубинкой можно бить человека со всей дури. Вреда здоровью не произойдёт, но зато как размашисто да эффектно! Так хорошо, что лучше бы не надо. Стало быть, музыкантам предстоит метаться в кругу зрителей, да уворачиваться, в то время как окаянные колокольчики гремят на каждом шагу.

Тут ведущий сообщает ещё одну новость: «Чего-то наши охотники слишком сильно радуются. Давайте-ка, наденем им на головы мешки. Мешки у нас хорошие, плотные, сквозь них ничего не видать. Пускай они ориентируются на звук» – тогда выражение хищного восторга сходит с лиц вооружённых дубинками добровольцев. Только что стоял человек, дубинкой об руку похлопывал и скалился, а глядишь – перестал. Иногда даже упрямиться начинает: «Кому мешок? Мне мешок? С какой стати на меня мешок?» – но суровые скоморохи надевают на людей мешки, да ещё завязывают их сзади. Не подглядишь.

«Начали!» – кричит ведущий скоморох. Музыканты с колокольчиками мечутся. Некоторые хитрецы норовят колокольчик зажать, прекратить его предательский звон, но строгие скоморохи следят за порядком и пресекают варианты мошенничества. Выскочить за круг тоже не удастся. Со всех сторон плотным кольцом стоят зрители и ржут. К тому же есть верёвочка, при помощи которой делается нечто вроде ринга. Но вскоре выясняется – охотникам в мешках тоже не сладко. Не видать же ничего! Вот они и передвигаются боком да подскоком, размахивают инструментом наугад, хлопают им по чему придётся, а если почуют попадание, тут же ускоряются и колошматят от души. Естественно, чаще всего получается врезать не по музыканту, а по стороннему зрителю, либо же друг по другу.

Как слеподыры умаются вусмерть, ведущий забаву прерывает, и говорит о возможности отомстить, мол, справедливость должна быть в обществе. Причём тут справедливость? Какое было преимущество у людей с мешками на головах? Какова их привилегия? Никого это не волнует, а всем, почему-то кажется, будто лупить вслепую – дело завидное и везло до сих пор именно им. Никто и в толк не хочет взять, до какой степени оба охотника умаялись. Вон у них и рожи красные, и явно задыхались они в тех мешках, пока проявляли удаль агрессивную. С радостью забирают они колокольчики, входят в роль смекалистой жертвы. С такой же радостью бывшие музыканты хватают дубинки и позволяют нахлобучить на себя мешки. И снова народ тешится, музыканты скочут, а охотники корячатся, да охаживают друг друга. Вот же радость! Вот же хорошо!

Казалось бы – куда лучше? Невозможно и вообразить большего счастья, но оно есть. Наступает это счастье, когда ведущий скоморох останавливает неосознанную клоунаду и заявляет: «Чего-то музыканты шибко активные. Надо надеть колпачки на всех четверых!» – с этого момента и начинается тот самый апогей, который доводит участников и зрителей до оргазма… ой, пардон, до катарсиса. Никто ничего не видит. Все врезаются друг в друга, и битие определяет сознание, верней, вышибает его напрочь.

Сейчас расскажу про легендарного сценариста, который написал сценарий для представления ужасов.

Когда мы поставили шапито, и я впервые взглянул на его крышу изнутри, то подумал: «Такое вот мог бы видеть муравей, если бы над ним нависла слоновья жопа» – угрожающее, но монументальное зрелище!

Артисты Балагана возводили шапито прямо в сердцевине Центрального парка культуры и отдыха имени Горького, на павильоне «Белоруссия». Никакого павильона там не было, но ровная дощатая площадка и четыре дуги над ней – самое то место, где можно воздвигнуть шапито. В течение дня оно возводилось, а ночью случался ливень, и его стены обрушивались к центру. Всему виной была та самая крыша, которую сшили из водонепроницаемого брезента взамен старой, ситцевой. Дождевые воды накапливались в брезентовых отвислостях как в бассейнах. Центр крыши был намертво закреплён за перекрестье бетонных дуг, и упасть не мог, но края, привязанные к стенам, тянули стены к центру, вот они и падали, вырывая из земли железные колья креплений. Растянуть к тем кольям саму крышу почему-то никто не догадывался. Даже инженер – Кузьмич.