Вадим Шильцын - Сценарий 19/91. Быль о том, как я потерял страну

Когда Ирина Степановна ударила Игоря Александровича по голове, то Игорь Александрович подумал, наверное: «Боже, как мне не везёт!» – и притворился, что спит, а то, чего доброго, пришлось бы уступать место. Ирина Степановна сначала, было, испугалась, что молодой мужчина, которого она шандарахнула, начнёт возмущаться, но потом увидела, что он как будто спит, и успокоилась. Она даже не стала извиняться, а опять протянула руку к компостеру, чтобы прокомпостировать билет, но тут…

Иногда жизненные совпадения имеют такую явную направленность и назойливость, что кажется, будто действительно существует судьба и в душе рождается даже некоторая наклонность к фатализму. Но люди обычно не замечают руки судьбы, потому, наверное, что не умеют смотреть на происходящее со стороны.

Троллейбус неожиданно дёрнулся в сторону, как раз в то время, когда Ирина Степановна хотела нажать на рычаг компостера. Ирину Степановну бросило назад, она опять промахнулась и ударила Игоря Александровича по голове.

Боже мой! – думаю я, глядя на эту картину – Какая рутина! Какое будничное однообразие посещает человека, когда ему не везёт! Как уйти от этого невезения? Как вырваться из бесконечной цепи неудач и обид? Последнее время я даже начинаю бояться тех людей, которым не везёт.

Кто знает, что было бы на земле, если бы всем людям везло, если бы Игорь Александрович поднял лицо своё, открыл глаза и увидел бы, что на улице оттепель, что в мутных окнах троллейбуса проплывают мимо мокрые деревья, люди шагают по слякотным тротуарам, стены домов разрисованы потёками капели и много чего другого. Он увидел бы Ирину Степановну и, может быть, он тогда догадался бы уступить ей место, и… нет, я вовсе не хочу сказать, что с этого начался бы их роман. Но, может быть, увидев испуганное лицо Ирины Степановны (а Ирина Степановна действительно испугалась немного, ведь, надо же так второй раз садануть человека по голове), Игорь Александрович улыбнулся бы ободряюще, дескать: «Ничего, ничего, со всеми такое случается» – и уступил бы ей место, и билет бы сам за неё прокомпостировал, а может быть, и он тоже промахнулся бы и ударил бы её по голове, а Ирина Степановна спросила бы: «Вы что же это, нарочно меня посадили, чтоб расквитаться?» А Игорь Александрович ответил бы: «Да что вы! Я случайно» – и опять промахнулся бы, и снова ударил бы её по голове. Не сильно, конечно, чтобы не обидеть. Это было бы действительно смешно. Но Игорь Александрович не поднял лица, а только вздохнул про себя со стоном и продолжал сидеть как сидел, с закрытыми глазами.

«У, алкоголик! – подумала вслух Ирина Степановна – Сидит тут!» – и изо всей силы треснула по компостеру. Рычаг компостера как-то странно увернулся, и Ирина Степановна опять попала по голове Игорю Александровичу. И поделом, потому что он, всё-таки, мужского пола.

«Да хоть ты меня убей! – подумал Игорь Александрович – всё равно не дождёшься!» – и продолжил прикидываться спящим, а Ирина Степановна всё била и била его по голове. Хотя, может быть, это и не Ирина Степановна вовсе была, а сама его, Игоря Александровича судьба, которая бьёт и будет бить тех, кто не хочет открывать глаза.

Я еду к тебе. Наконец-то. Я хотел поехать вчера, позавчера и всё время с тех пор, как видел тебя последний раз. Мне мешали важные дела и разнообразные проблемы, перечислять которые скучно, потому что главное то, что я хочу тебя видеть, хочу говорить с тобой, слушать тебя. Я знаю – ты обрадуешься, когда я приеду и поэтому я еду к тебе. Я знаю, что у тебя тоже какие-то дела, и ты будешь мне о них рассказывать, рассказывать, торопясь рассказать всё, пока я не уехал, хотя ты тоже понимаешь, что дела – не главное, а главное то, что мы встретились. Я еду к тебе. Я знаю, что мы опять так ничего и не скажем по существу. Ты, наверное, потому, что торопишься рассказать всё, а я просто потому, что не знаю, как говорить об очевидном. Ты – прекрасна, но произнесение этой истины вслух тут же переведёт её в разряд чего-то вторичного и заурядного. Всё сказанное мной – неважно по сравнению с тем, что я приехал к тебе.

***

Машина такси стояла, наехав двумя колёсами на тротуар. Зелёная лампочка за лобовым стеклом горела, мотор тарахтел, капот трясся, а сам таксист глядя вдаль через открытое окно, жевал булку. Иногда он ещё и выбрасывал крошки на головы голубям.

Помахивая кейсом, к машине подбежал Илья Максимович, начинающий лысеть мужчина средних лет. «Свободны?» – спросил он, приоткрывая дверь. Таксист ничего не ответил. Илья Максимович решив, что молчание – знак согласия, сел. Но зря. Машина не трогалась с места. Водитель продолжал кормить голубей булкой. Илья Максимович кашлянул, чтобы напомнить о своём присутствии, но от этого ничего не изменилось. Илья Максимович был человеком деликатным, даже очень деликатным, так что, нарушить тишину ворчливым: «В чём дело?» – или наигранно весёлым – «Колёса не крутятся?» – у него не хватило духа. Он покашлял ещё, но шофёр не обращал на него никакого внимания.

Вообще-то наши люди, в большинстве своём, к хамству привычные, но тут любой бы возмутился. Илья Максимович возмутился. Он заёрзал и сказал вслух: «Мне в центр» Водитель обернулся, и некое подобие любопытства пробежало по мимическим складкам его лица. Он взялся одной рукой за руль, будто собираясь ехать, а другой при этом выключил зажигание. Автомобиль чихнул и перестал трястись. Наступила тишина, нарушаемая звуками оттаявшей улицы. Мимо проносились машины и общественный транспорт. С другой стороны проходили люди, утопая ногами в жидком месиве талого снега.

– Куда вам? – переспросил шофёр, будто не слышал совсем того, чего ему сказали только что.

– В центр – терпеливо повторил Илья Максимович.

– Зачем? – спросил шофёр, но не так заинтересованно, как спрашивают, желая чего-то узнать, а как-то равнодушно, с той интонацией, которую вкладывают, желая урезонить, мол – «Тебе оно надо? Брось. Глупости всё».

Иначе как изысканное издевательство воспринять такой ответ таксиста нельзя. Встречаясь с изысканным издевательством, некоторые нормальные люди нервничают, некоторые и подавно – звереют. Илья Максимович смутился. Не потому, что сробел, а потому, что не мог уразуметь – какой род неуважения к его личности проявляет таксист своей интонацией и нелепым вопросом? И в целом, что это вот сейчас происходит?

– Вообще-то по делам – ответил Илья Максимович, желая выйти из конфликта мирным путём. Он даже не смотрел на таксиста, чтобы не нарушать границ, но таксист разглядывал пассажира наглым образом. Всё с той же меланхолией в голосе, он спросил:

– Что? Важные дела?

Илья Максимович решился проявить стойкость характера, вперил в таксиста ответное, максимально прочное выражение лица и вдруг обнаружил в глазах водителя полное отсутствие издевательства, либо ещё какого высокомерия. Взгляд таксиста оказался крайне задумчивым, даже отстранённым, хоть и направлен был, вроде бы, в его, Ильи Максимовича сторону.