Вадим Шильцын - Сценарий 19/91. Быль о том, как я потерял страну

Вот ты идёшь по улице Семёна Кузьмича.

Из окон люди падают, отчаянно крича.

Твоя походка лёгкая и камень возбудит.

Ты женщина жестокая, велик твой аппетит!

А за тобой по улице Семёна Кузьмича

бежит толпа влюблённая, чего-то бормоча.

Все смотрят только на тебя и все тебя хотят,

и платят все по три рубля за твой случайный взгляд.

Все женщины на головы надели бигуди,

и ходят только голые, мужьям кричат: «Гляди!»

Мужья не отзываются на громкий этот крик,

и каждый день стреляется из-за тебя мужик.

Я тёмный, знать я не могу – кем был Семён Кузьмич,

но третьи сутки берегу я для тебя кирпич.

Вот завтра с крыши запулю те в бошку кирпичом,

чтоб ты узнала: как шутить с Семёном Кузьмичом.

Семён, Кузьмич, и все остальные подошли ко мне как раз в тот момент, когда я завершал картину маслом, поглядели на тучки, поржали. Кузьмич сочувственно спросил: «Замёрз, поди?» – и вполне органично предложил хлебнуть коньячку. Кто ж на моём месте откажется? Конечно, я хлебнул, после чего так же естественно помог банде открыть вагоны.

Открывать их было непросто. Часть стены полагалось задрать вверх и закрепить, чтобы она исполняла роль навеса. Изнутри вагона извлекались деревянные настилы и лестницы, чтобы публика поднималась на удобную для обмишуливания высоту и оказывалась на уровне прилавков. Это всё надо установить, да закрепить, проявляя сноровку и удаль молодецкую. Девки наводили порядок внутри вагонов, расставляли по полочкам призы, которых никогда никому не выиграть, и другие призы, которые копеечные, которых не жалко.

Накатить коньячку предложили мне и в другой раз, и в третий, после чего радость моя развернулась вовсю, и предложил я нарисовать на внутренней, не оформленной ромбиками стене – Деда Мороза. «Конечно рисуй – согласился Кузьмич – если больше делать нехрен»

Мороз у меня получился страшный! Нос красный, борода и глаза – синие. Других-то красок не было в палитре. Кафтан, тоже красный, к низу уходил в небытиё, от чего Дед немного смахивал на джина, вылетающего из пара, или ещё каким-то образом лишённого ног.

Невозможно было снова не выпить, и тогда я предложил нарисовать Снегурочку. Меня пытались остановить, но как остановишь творца, когда он уже малюет рот? Снегурочка получалась ещё страшней и кровожадней, чем Дед. Огромные губищи заняли пол лица, а вторая половина состояла из синих ресниц. Треугольный кокошник тяжко синел над седыми косами, а ниже бюста, тоже гипертрофированного, мне рисовать стало скучно.

«Давай уже, вали отсюда!» – сказал Кузьмич озабоченно, и я с чувством перевыполненного долга поехал на базу, то есть, в дирекцию парка. Были же времена, когда по московскому метро свободно перемещались пьяные художники, а добрым милиционерам не было до них никакого дела. Разве сравнятся с теми, прежними милиционерами нынешние полицаи? Да и где вы теперь найдёте ту свободу, и даже волю, которая была до победы прогрессивных сил демократического добра?

Директор театра Балаган – Виктор Григорович – всегда умел сформулировать задачу чётко, но притом и душевно. Ощущалось высокое доверие и уважение к уникальным способностям. Он, вроде бы, даже и не произнёс вслух ничего про ответственность, но я почувствовал ответственность из серии – «Кто, если не я?»

«Неделю будем играть твоё шоу на Манежной – сказал Витя озабоченно – но есть проблема. Шоу длится час двадцать, а надо заполнить два часа, с пяти до семи. В общем, надо сделать такую игровую программу, чтобы минут сорок потянуть. Допустим, с пяти до пяти сорока ты на эстраде играешься с народом в загадочки и всякие шарады. В это время ещё полчаса ребята поработают на вагонах, потом за десять минут закроются и выйдут на шоу. Ты спокойно переодеваешься в куклу и уже в кукле прыгаешь вместе со всеми, до конца. То есть, до семи. Потянешь?»

Чего ж не потянуть? Не сказать, чтобы к тому времени я достиг вершин как ведущий игровых программ, но уже имел в скоморошестве положительный с отрицательным опыты, легко мог бы развлекать публику на ровном месте минут двадцать. Полчаса – уже с натугой, а чтобы занять площадь на целых сорок минут – надо готовиться. Оказанное доверие принизить нельзя.

«Под луною песню петь сел на веточку… кто?» – кричу я с помоста. «Медведь!» – радостно отвечает публика, и сама же радуется коллективной посадке в лужу. Оно, вроде бы и в рифму, но смысла-то нет! Какой такой медведь на веточке? Чего он споёт под луной? «Как-то был я в зоопарке, мимо клеток проходил. Вдруг гляжу, сидит на ветке здоровенный…» «Крокодил!» – кричат из народа и снова всем смешно. Однако, чтобы не иссяк интерес к участию в массовой белиберде, надо поощрять особо активных. Для этого придуманы награды в виде леденцов, свистулек и прочих пустышек. Призы для вагонных аттракционов Григорович закупал мешками, но там – совсем другое дело, там за каждый копеечный приз народ берёт билетик по рублю, из чего складывается прибыль, а тут прибыли нету. Сплошная благотворительность. Не жирно ли будет отдавать свистульку только за то, что какой-то хрен раньше других догадался про медведя с крокодилом? Так что, Витя меня честно предупредил: «Призов мы тебе дать не можем. Придумай чего-нибудь»

Ну, я и придумал. Расчертил лист А-4 на равные части, похожие по размерам на деньги, нарисовал там тушью страшные каляки-маляки, отдалённо напоминающие профиль Ильича, и написал красивым почерком: «Новые деньги! Хранить в банках стеклянных, людям не показывать! Подделка не карается, но подвергается осмеянию» – потом я пошёл в кабинет к Тадеушу Константиновичу – директору парка, и там размножил чёрно-белый шедевр на принтере. Осталось только порезать это всё по линиям, да уложить в пачки.

Имея на руках неограниченный запас дурацких бумажек, вышел я в 17.00 на помост. Праздничная площадь встретила артиста морозной пустотой. Редкие люди кучковались вдалеке, рядом с двумя игровыми вагончиками. Других аттракционов на Манежке не было, и вообще ярмарочная движуха не казалась ещё возможной там, в самом сердце СССР. Места эти считались официальными, не для простых людей предназначенными, а потому их строгая пустота выглядела гораздо правильней, чем хаотичное брожение зевак.

Для того, чтобы играться – надо, чтобы с кем играться. Можно, конечно, играться с самим собой, но Витя Григорович выставил меня на эстраду вовсе не в качестве онаниста. Вынув микрофон из стойки, я обратился к далёкой, просаживающей деньги на аттракционах публике: «Эй, народ, беги сюда! Это вам не ерунда! – на этом запасы стихотворных обращений иссякли, и я перешёл на прозу – Сегодня и никогда! Впервые и только здесь! Вы можете силой своей мысли получить новые деньги в неограниченных количествах! Таких денег никогда прежде не было, и никогда больше не будет. В новый год с новыми деньгами!»