Дима Литвиненко - Вечность придумали осенью

– Вот, значит, останавливает алкаш такси, – начал он тоном заправского стендап-комедианта. – Открывает дверь и спрашивает…

– А вы давно таксистом работаете?

Чтобы не услышать вопрос алкоголика, в последний момент я успел задать свой. Без сомнения, грубо и невоспитанно было так прерывать добродушный порыв, но сейчас я был точно не в состоянии правдоподобно подделать искренний смех. И в лицемерии быть уличённым не хотелось.

– Да уж лет пять. Как с госслужбы уволился, – он что-то мысленно прикинул. – Ну да, в декабре как раз пять лет будет! – казалось, его совершенно не покоробило вторжение в рассказ. Если некоторая растерянность, связанная с неожиданностью вопроса и возникла на его лице, продержалась она меньшую часть секунды и сменилась очередным воодушевлением. Видимо, дело в приоритетах – рассказывать о реальном таксисте намного увлекательнее. Особенно если этот таксист – ты.

– Вы были на госслужбе?

– С конца восьмидесятых этих ребят катаю, – важно сказал он и потыкал большим пальцем куда-то вверх.

– А каких ребят, например?

– Что, любопытно? – он в который раз довольно рассмеялся.

Мне и вправду было интересно.

– Ну каких… Да самых разных. Вплоть до главнокомандующего!

– Вы что, президента возили? – наверное, я удивился меньше, чем стоило бы в данной ситуации.

Он протянул руку к перчаточному ящику и открыл его. Как водится, там обнаружилась система с высоким показателем энтропии, в которой, по крайней мере, на первый взгляд, не было видно и следа перчаток. Покопавшись в этой совокупности ненужных вещей, таксист выудил оттуда нужную – основательно помятую сигарету с когда-то белым фильтром. Прикурив от безымянной зажигалки и выпустив дым в приоткрытое для этого окно, он зашёлся кашлем и, не дожидаясь, пока тот уляжется обратно, поспешил вернуться к теме.

– Я бы и сейчас возил, если бы не этот Винни Пух в пятнах!

– Кто?

– Не знаешь, кто у нас мёд любил собирать?

Я аккуратно закрыл оставленный распахнутым бардачок и внимательно посмотрел на человека за рулём.

– Да все любили вроде бы… А что с ним не так?

– А что с ним так? – таксист явно посерьёзнел. – Говорит мне, мол, вы, как понадобитесь, я вызову… Сам за руль полез! – он замер, предоставляя мне осознать всю нелепость такого подхода. Потом очень подчёркнуто пожал плечами, как бы настаивая на том, что внутренняя экс-президентская логика для него не то что сомнительна – он убеждён в полнейшем её отсутствии.

– Так вас уволили, потому что он решил, что будет сам себя возить?

Таксист хмуро глянул на меня.

– Нет?

– Двадцать лет безупречной работы в структурах, – отчеканил он. – Такой послужной список поискать! Его бы скорее уволили, чем меня!

– Так и случилось, – заметил я. – Но вы-то из-за чего ушли?

Он в последний раз затянулся и, высунув руку с сигаретой в окно, выбил указательным пальцем остатки дымящегося табака из окурка. После этого перегнулся через меня, открыл бардачок и, бросив туда фильтр с обгоревшей по краю сигаретной бумагой, захлопнул отсек. Потянул за рычажок на ручке двери, чтобы закрыть окно, и вдруг тяжело вздохнул.

– Время пришло… – выговорил он.

Это прозвучало настолько нездешне отвлечённо, что я вздрогнул и снова вспомнил, куда и зачем еду. То самое пресловутое время вскоре должно было прийти и в мою собственную жизнь. Наступить в ней. Потому как в жизни Саши это время, очевидно, уже наступило. Я внимательно всмотрелся в движущийся пейзаж, пытаясь уловить в нём признаки неумолимого приближения чего-то нового и нежеланного.

Кто знает – может, скоро и я именно так буду отвечать на вопрос, почему мы с Сашей расстались. «Потому что время пришло». Время выдержит и переживёт всё, включая своё собственное несанкционированное вовлечение в чью-то не имеющую к нему никакого отношения причинно-следственную цепочку. Оно как универсальный суррогат личной ответственности. Сколько событий произошло и не произошло во множестве судеб лишь потому, что время либо пришло, либо ушло, либо его было слишком мало либо не было вовсе.

Хорошо ещё, что Саше не придётся пользоваться избитыми оборотами – она без сомнения знала реальный мотив своего поступка. Но с чьими бы личными качествами или их отсутствием он не был связан, боюсь, формулировка с использованием времени оказалась бы для меня наименее травмирующей. Пускай хоть в ситуации потерявшего работу высокопоставленного водителя оно будет истинной причиной перемен.

Пейзаж за окном стал перемещаться назад всё медленнее и медленнее, пока, в конечном итоге, не остановился и, похоже, надолго – мы заехали в пробку. До квартиры Сашиных родителей оставалось всего ничего, и я подумал, что неплохо бы этим тихим и слегка пафосным аккордом закончить наше с таксистом совместное путешествие.

– Да как пожелаете, – ответил он, зачем-то снова перейдя на «вы». – Только оплата по тарифу.

Я улыбнулся.

– Конечно.

– И ещё доплатить нужно за то, что я за вами в другую сторону поехал.

Когда с расчётами было покончено, и я уже собирался выбраться прямо на середину забитого автомобилями проспекта, он дотронулся до моего рукава:

– Вспомнил анекдот, из тех времен. Его наш начальник смены придумал, когда Кучма [1] в очередной раз сам решил на служебной покататься…

– Так он тоже за руль садился?

– Этот только ради забавы. Когда выпьет или ещё какое веселье. В общем, они тогда решили с Кравченко, министром ментовским, по трассе проехаться. Водил-то он, кстати, отлично, – в голосе таксиста зазвучали тёплые обертоны уважения, – выжимал, что мог… Ну и наш начальник тогда хохму придумал, она даже в народ ушла: проезжают Кучма с Кравченко на двух сотнях мимо поста, гаишник их, ясное дело, не останавливает; подходит к нему напарник и спрашивает, что это за машина была, и кто там ехал; а тот ему и говорит так растерянно, – таксист по-детски широко улыбнулся в предвкушении развязки, – «Не разобрал, кто там сидел справа, но шофёр у него Кучма!»

Я искренне рассмеялся.

До того, как мы осознали, что хотим видеть друг друга чаще, и Саша переехала ко мне, я не раз провожал её домой. Но мы всегда прощались у парадного, и я никогда не поднимался в квартиру. Это было обоюдное непроговоренное соглашение. Затрудняюсь сказать почему. Возможно, ей это было необходимо для сохранения некоторого баланса свободы в наших отношениях. Возможно, мне тоже. Я никогда не спрашивал её об этом, потому что мне нравилась такая слаженность наших желаний и не хотелось ненароком её расшатать.

Впрочем, из точки, в которой я находился сейчас, этот подход мне уже казался не только ошибочным, но даже обидным.