Александр Вэй - Ворожители

– Дальше нишкни.

– Мы с коллегой благодарны за рассказ и не хотим утомлять вас чрезмерной его избыточностью, – перетолмачил Анастасий, доставая с полки тёмный тряпичный куль и принимаясь в нём шарить. – А прежде вам никогда не доводилось иметь дело с какой-нибудь ворожбой и тому подобным?

– Специально – нет, – на секунду Георгий задумался, но ничего годного на ум не шло. – Не пришлось.

– А вот это более чем странно, дорогой Георгий Игоревич, – серьёзно заметил Анастасий, извлекая запечатанный бумажный пакетик, нож хорошей стали и кусок мела. Добытое старец аккуратно разложил на столе, после чего куль водрузился на прежнее место. – Странно, поскольку события заявляют обратное. Опять же, мы могли бы сами помудрить, но и тут, на счастье, есть специалист.

Приглашать его мы не станем, потому как неотложно отбываем к нему лично, и вы, надеюсь, присоединитесь.

– Вы предлагаете куда-то сейчас пойти? – холодея внутри, уточнил злосчастный антиквар, и его уверили, что предлагают, и именно сейчас.

– Медлить нельзя, Георгий Игоревич. Ни в коем случае. Вдобавок, третий наш сосед может показаться вам личностью любопытной.

– Да куда уж ещё-то… То есть, ничуть не сомневаюсь. Но ведь лодыжка…

– Она очень понадобится вам, чтобы идти, – серьёзно удостоверил Анастасий. – Встаньте-ка!

Вместо того, чтобы протестовать и отнекиваться, Георгий, как заворожённый, сместился набок, опер здоровую руку о край сидения и попробовал подняться. Вышло неожиданно легко. Нога ничуть не ныла и когда на неё осторожно перенесли вес, затем выжались на носки, затем подпрыгнули. Суставы гнулись, мышцы будто бы стали легче и сильнее. Не нашлось и отёка.

– Не болит, – глуповато сообщил горе-этнограф, переводя взгляд с голени на старцев и обратно.

– И превосходно, – терпеливо согласился Анастасий. – Лиха беда начало. Ну, готовы в путь?

– А тот коллега ваш, он, конечно, тоже носит уймищу прозваний? – ни к селу ни к городу предположил Георгий.

– Безусловно! – Анастасий неспешно отправил мел и пакетик в карманы куртки, а кинжал положил точно по центру стола. – Но, учитывая вашу тягу к протоколу, называйте его Серапионом; думаю, это будет уместным.

В это мгновение Ферапонт крутанул нож на столешнице. Клинок завертелся с такой скоростью, что полностью утратил даже намёк на очертания, преобразившись в полупрозрачный, поблескивающий от свечи блин.

– Глядите теперь в самый центр!

Георгий наклонился и посмотрел на размытое в движении неуёмное лезвие. Круг тут же обрёл глубину, середина его вогнулась, и вместе с ней что-то рвануло книзу, протолкнуло через плотный, словно бы желейный, пласт, и перед насмерть перепуганным антикваром соткался совершенно незнакомый покой с белёными стенами и странными рисунками вокруг окон. Пахло воском и можжевельником. Трещал сверчок. В чистом стекле меж занавесей глядел чуть отступивший лесной силуэт.

– Удача по дороге, – мягко и слышно сказали за спиной. Георгий обернулся и увидел третьего участника невероятной компании, ничуть не жиже, чем первые два.

Живописностью старик обладал особенной: он был тучноват, хоть и ухватист; редкие волосы и широкая борода отдавали в серое. Кустистые брови над пронзительными глазами топорщились.

– Здравствуйте, – проговорил Георгий, не представляя, какую повадку обнаружит его новый визави. Отойти от небывалого путешествия через нож пока не получалось. – Я… тут… проклятия… заклятия…

– Это я уже понял, милый, – ласково отозвался Серапион. – След ясный?

Вопрос, очевидно, адресовался незнамо откуда взявшемуся подле Анастасию, деловито возившемуся со склянками на печном приступке. Анастасий утвердительно кивнул.

– Тогда начнём-почнём, поворотим-согнем, вынем, накинем, потянем, сдвинем, справа укрепим, слева окропим, своей рукой сильной, тороватой, ловкой, жиловатой…

Слова говорились всё быстрее, речь делалась непонятнее, старец иногда переходил на некое и вовсе тарабарское наречие. В такт словам на просторном столе расставлялись подсвечники, зажигались фитили, чёрт знает откуда выуживался лист бумаги и кусок угля, на бумаге рисовались странные символы по углам, а центр забирался в ровный круг…

Пламя свечей разгорелось ярко, тени заплясали по стенам. Речь Серапиона перешла на еле различимое бормотание, руки замелькали. Вдруг приговоры стихли, и трое кудесников (уже трое; когда Феропонт подтянулся-то?) оборотились к Георгию.

– Ты, милый, хорошо помнишь разбитую плашку, какую при покойнике нашёл? – тем же мягким голосом проговорил Серапион.

Георгий попробовал представить себе раздавленные глиняные крошки на ковре, мелкие осколки с эмалевыми линиями – и утвердительно кивнул.

– Вот и думай о ней сейчас. А как будешь думать, повторяй вслух: «Слово говорю, ходу нет».

Попытку задать вопрос пресекли на корню, и Георгий покорно закрыл глаза. Вот он, ковёр посреди комнаты, вот белёсая пыль, оставшаяся от давешней майолики, вот крошечные кусочки со сколами…

– Слово говорю, ходу нет… – неуверенно произнёс антиквар, подозревая, что его только что насильно отрядили в местные шуты. Но никто не захохотал над нелепостью сказанного, ни звука не донеслось из мира, оставшегося по ту сторону опущенных век. Зато глиняная мешанина на полу вдруг пришла в движение. Осколки и крошки стали понемногу сползаться к середине паласа, где валялся самый большой из уцелевших кусков.

– Слово говорю, ходу нет, – строго повторил Георгий, однако ожившая глина плевать на то хотела. Крошки принялись липнуть одна к другой, пыль взвилась невысоко над полом и убыстряющимися кругами затеяла оседать на готовые части.

– Слово говорю, ходу нет! – Георгий еле удерживался, чтобы самому не сорваться с места и не ринуться вслед за пылью, в сердцевину возникающего диска. Тем временем на ковре лежала уже вполне цельная и аккуратная розетка овальной формы. Свет отливал на глазурованных боках и желобках узора. Майолика тихонько подрагивала, и вслед за ней принялся дрожать, набирая размах, пол комнаты, заходили ходуном стулья и шкафы, заплясала на потолке люстра. Шум от этой дрожи раздавил прочие звуки, что-то хрустнуло, а через нестерпимый тарарам будто бы втиснулось близкое хрипящее рокотание…

– Ходу нет!! – что было сил заорал Георгий и почувствовал, как затряслась, натянулась готовая лопнуть жила в горле. Гул гремел уже в самой голове; слышать стало нельзя, но, тем не менее, хрип раздался наново и совсем рядом.